он укурился, а может, и то и другое. Наконец мы впервые видим Джорджа: он в красных клешах, шубе и с усами, а позади него Ринго, надежный, как подставка для книг, упоенно стучит по барабанам, строит из себя хиппи — лиловый шелковый пиджак расшит бисером, — но при этом сохраняет морду кирпичом.

Возвращаемся к мощной духовой секции, к славным былым временам. Возглавляет ее трубач Дэвид Мэйсон, сорока одного года от роду, профессор Королевского музыкального колледжа. В 1958-м он играл на флюгельгорне на премьере Девятой симфонии Ральфа Воана-Уильямса[667], под управлением Малькольма Сарджента[668], да еще в присутствии самого композитора[669]. Воану-Уильямсу — ученику Равеля[670], другу Холста[671] — тогда было восемьдесят пять, и до смерти ему оставалось всего три недели. В первые десять лет жизни он успел пообщаться с двоюродным дедом, Чарльзом Дарвином. Когда юный Ральф спросил у маменьки о «Происхождении видов», та ответила: «В Библии сказано, что Господь сотворил мир за шесть дней. Твой двоюродный дедушка Чарльз полагает, что времени на это ушло чуточку больше. Но волноваться не стоит, ведь, как бы то ни было, это настоящее чудо». От Чарльза Дарвина до Джона Леннона всего три рукопожатия: битлы причудливейшим образом складывают время гармошкой[672].

Студия так набита всякой всячиной, что напоминает декорации «Стептоу и сына»[673]: многие вспоминают, как операторы, спотыкаясь о что-нибудь, оскверняли дух любви и мира отборной бранью. В дальней части студии сидит марионетка, к ней привязаны воздушные шары с буквами L, O, V и E.

Многие гости в студии смотрят в пустоту, то ли от скуки, то ли демонстрируя свою крутизну: в то время разницу понять было сложно. Мик Джаггер сидит впереди, отвернувшись от камеры; два огромных глаза, вышитые на спине его куртки, пялятся в объектив. В кадре мелькают несуразные картинки: пока Джон в надцатый раз поет «All You Need is Love», камера наезжает на лысого мужчину в белой сорочке и черных брюках; он выглядит слегка раздраженно, как будто ждет окончания. Через несколько секунд, когда Джон поет: «It’s eea-seey!» — в кадре появляется самозабвенно танцующая женщина, похожая на принцессу Маргарет. А может, это и была принцесса Маргарет? В «Лето любви» мир словно бы перевернулся, всякое было возможно[674]. В августе председатель EMI, сэр Джозеф Локвуд, удостоился аудиенции у королевы в Букингемском дворце. ««Битлз» теперь такие забавные, вы не находите?» — сказала она ему.

По какой-то причине Джордж почти не попадает в кадр, его не снимают, даже когда он исполняет коротенькое гитарное соло, которое некогда признали пятым нахудшим гитарным соло в истории музыки. Наконец — кода: оркестр начинает попурри, мастерски составленное Джорджем Мартином из Баха, «Greensleeves» и «In the Mood»[675]; аудитория отвечает вялыми аплодисментами. Мик Джаггер так и вовсе не завершает хлопка. А где же остальные — прочие стоунзы, The Who, The Small Faces, The Walker Brothers, которые якобы присутствовали? Я пересматривал видео двадцать пять раз, но так никого и не увидел.

Ближе к концу появляются пятеро битловских помощников, увешанные щитами с лозунгом «All You Need is Love» на разных языках. Они неловко встают в круг, будто дети, которых сгоняют на пасхальное шествие. На плакате у Тони Брамвелла написано: «LOVE LOVE LOVE», а у Алистера Тейлора: «LOVE ЛЮБОV AMOR AMORE». Пол заставил его надеть свою психоделическую рубашку, решив, что костюм Тейлора слишком чопорный. В отдалении кто-то держит плакат с надписью: «ВОЗВРАЩАЙСЯ, МИЛЛИ» — послание, адресованное одной из тетушек Пола, которая навещала сына и внуков в Австралии.

Песня близится к завершению, и Джон с Полом запевают «She loves you yeah, yeah, yeah», выпущенную всего четыре года назад; сейчас она пробивается сквозь дурман хиппи, словно гимн утраченной юности.

А что же «All You Need is Love»? Некоторые битломаны-пуристы полагают, что она слишком банальна, ее текст — набор очевидных истин («Nothing you can sing that can’t be sung»)[676] и неочевидной лжи («nowhere you can be that isn’t where you’re meant to be»)[677], а в целом песенка слишком уж слащавая, бессмысленная и противоречивая, ее невозможно воспринимать всерьез.

Иэн Макдональд описывает ее как «один из самых незаслуженных хитов «Битлз»», добавляя, что «своей репутацией она больше обязана локальным историческим ассоциациям, а не вдохновению». Он считает, что песня сделана поспешно и непродуманно: «Наполовину в этом повинны лень и наркотическое отупение». Он ставит под сомнение как дух времени, так и песню, которая его отражала, точнее, представление о том, будто что-либо стóящее можно обрести без усилий — «it’s ea-seey»[678] — и что каждый дурак может объявить себя творцом.

Однако же «All You Need is Love» как нельзя лучше воплощает дух времени, и потому, наверное, ее любит такой широкий круг людей: боксер Джордж Форман, комедийная актриса Пенелопа Кит, танцор Уэйн Слип и автогонщик Джеки Стюарт[679] — все они выбрали ее своим «диском для необитаемого острова». В 1990-е Майкл Говард[680], будучи министром внутренних дел, слушал «Битлз» в служебной машине и считает «All You Need is Love» «квинтэссенцией музыки шестидесятых». По другую сторону Атлантики Эл и Типпер Гор[681] слушали ее на своей свадьбе в 1970-м. В 2005-м шпаргалка со словами песни, написанная Джоном, ушла с молотка за миллион долларов.

В тот день Брайан Эпстайн был счастлив как никогда. По его словам, это было лучшее, что сделали «Битлз»: «Восхитительная, чудесная песня, от которой мурашки по коже». На запись он пришел в рубашке апаш и черном бархатном костюме, держался расслабленно и беззаботно. Возможно, песня говорила о том, чего он сам выразить был не в силах. Он смотрел на утопию за окном, но окно было накрепко закрыто. Все, кого можно спасти, будут спасены; кроме Брайана Эпстайна. В тот день ему осталось жить еще девять недель.

100

За месяц до смерти Брайан Эпстайн отправил письмо своему американскому деловому партнеру Нэту Уайссу, в котором благодарил за соболезнования по поводу недавней кончины отца.

Далее он писал: «Мы отсидели семь дней шивы[682], и мне немного не по себе. Хотя, возможно, оно пошло на пользу. Было время поразмыслить и признать, что я нужен матери. И признать также, что друзья отца и брата, существующие в своем замкнутом еврейском мирке, не так уж и плохи. Возможно, они провинциальны, зато радушны,