Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джордж рассчитывал побродить по району инкогнито — в синей джинсовой куртке, психоделических джинсах, солнечных очках-сердечках и мокасах. В конце концов в Хейт-Эшбери почти все выглядели так, как он, и вряд ли его кто-то узнает. Более того, Сан-Франциско славился своей расслабленной атмосферой, хиппи все было по фигу, и даже если бы Джорджа узнали, то не стали бы к нему приставать.
Зайдя в какой-то магазинчик, Джордж с Патти очень удивились, когда туда сразу же набились покупатели. На улице за Джорджем немедленно потянулась целая толпа.
Все бормотали: «Битлы приехали, битлы в городе…»
© Bettmann/Getty Images
Джордж ничего подобного не ожидал. «Мы шли по улице, а на меня смотрели, как на Мессию». Каково быть одним из прекрасных людей? Конкретно в тот момент — очень неудобно. Патти была потрясена: «Мы-то думали, что Хейт-Эшбери — особое место, где обитают люди искусства, полно прекрасных людей, но там было просто ужасно: сплошь бездомные, отребье и прыщавые юнцы, все обалделые и укуренные, даже мамаши с детьми. Нам просто наступали на пятки. Мы боялись останавливаться — как бы нас не раздавили».
В надежде стряхнуть «хвост» они направились в парк «Золотые ворота», в район, получивший название Хиппи-Хилл. Джордж невольно превратился в Крысолова. Когда он и четверо его спутников уселись на траву, хиппи последовали их примеру, а вскоре их набежало еще больше.
Откуда-то сзади передали гитару и вручили ее Джорджу. Тогда Патти сообразила, что хиппи ждут от него больше, чем он хотел бы — и мог бы — им дать.
«Ощущение было, что они наслушались «Битлз», нашли в их песнях то, что хотели найти, закинулись наркотиками, о которых якобы пели битлы, и вот теперь им не терпелось знать, что делать дальше. А тут явился Джордж — как видно, чтобы указать им путь».
Джордж попытался дать им чуточку желаемого, однако петь не стал, а просто продемонстрировал кое-какие аккорды: «Это соль, а это ми, вот ре…» Тут какая-то девица завопила: «Эй, это Джордж! Джордж Харрисон!» Хиппи придвинулись ближе, толпа росла и росла.
Все стали просить песню, но Джордж, пугаясь все больше и больше, вежливо вернул гитару со словами: «Прости, чувак, нам пора».
Когда они с друзьями встали и пошли прочь, к Джорджу подошел какой-то хиппи и предложил: «Эй, Джордж, СТП[686] не желаешь?» Джордж помедлил: недели две назад на празднике в честь летнего солнцестояния раздали 5000 таблеток СТП, и очень много народу потом оказалось в больнице. «Нет, спасибо, чувак, мне и так норм», — ответил он, и они пошли дальше.
Хиппи оскорбился: «Эй, чувак, ты меня обидел», затем он обернулся к толпе и пожаловался: «Джордж Харрисон меня обидел!» Расслабленное, пофигистское настроение толпы внезапно переменилось. «Они озлобились, — вспоминала Патти. — Мы это поняли, потому что под кайфом четко улавливаешь энергетику».
Джордж и остальные медленно пошли прочь, но потом сообразили, что до машины идти еще целую милю, и ускорили шаг. Толпа не отставала. На Джорджа накатил приступ паники, усиленный ЛСД: «Как будто картина Иеронима Босха ожила и расширилась: человекоголовые рыбы, лица-пылесосы».
Нил Эспинолл вспоминал, как все перепугались. Расслабленные наркотиками, они угодили в ту самую ситуацию, которой хотели избежать. Их преследовала толпа в тысячу человек. «В конце концов мы просто бросились наутек».
Наконец они добрались до лимузина, запрыгнули в салон и захлопнули двери. Толпа окружила машину. «К стеклам прижались лица, таращились на нас». Хиппи стали раскачивать лимузин. Обожание перешло в угрозу, а угроза — в нападение. Каким-то образом Джорджу с друзьями удалось потихоньку проехать вперед, а потом они дали по газам и умчались прочь.
Больше Джордж ЛСД не принимал; и в поклонников тоже больше не верил. «Я наконец-то понял, что на самом деле творится в среде наркоманов. Прежде я считал, что наркотики стимулируют духовное пробуждение и талант, но оказалось, что привычка к наркотикам — это как алкоголизм или любая другая зависимость. Для меня это стало поворотным моментом: тогда я начисто порвал с наркотиками и завязал с проклятой лизергиновой кислотой».
102
Тем же «Летом любви» еще один мессия с гитарой собирал свою толпу поклонников на Хиппи-Хилл.
Ранее в том же году Чарли Мэнсон, осужденный за подделку чеков и нарушение режима условного освобождения, отсидел свои семь лет. В тюрьме он читал Библию и книги по сайентологии. Власти быстро заметили его высокий интеллект и направили на специальный курс Дейла Карнеги «Как завоевывать друзей и как оказывать влияние на людей», в надежде, что это поможет ему изменить образ жизни. Книга Карнеги определенно нашла отклик в душе Мэнсона и в его ключевых убеждениях. «В основе всех наших поступков лежат два мотива: сексуальное влечение и желание стать великим», — писал Карнеги[687].
Мэнсон вышел на свободу в марте и направился в Хейт-Эшбери, движимый верой в свой талант музыканта и стремлением набрать последователей среди 75000 юнцов, пришедших туда в «Лето любви». В отличие от Мэнсона, многие из них искали чего-то — или кого-то — более великого, чем они сами.
Мэнсон угодил в тюрьму в 1960-м, когда битлы были еще только The Silver Beetles, а освободился в 1967-м, когда они уже записывали «Sgt. Pepper». Слушая их песни по тюремному радио, он заявлял другим заключенным, что в один прекрасный день его слава затмит славу битлов.
Тексты песен «Битлз», преломленные сквозь призму паранойи Мэнсона, заложили фундамент его философии. Из этих текстов и цитат из Откровения Иоанна Богослова Мэнсон составил свой манифест бунта и разрушения. В Хейт-Эшбери он внушил свои убеждения впечатлительным юнцам. Некоторым было по шестнадцать лет, то есть вдвое меньше, чем Мэнсону.
103
Примерно в то же время искали своего гуру и битлы. Первой об этом задумалась Патти Бойд. В феврале 1967-го она просматривала воскресные газеты и наткнулась на рекламу курсов трансцендентальной медитации в центральном Лондоне. «Я решила: идеально, — и мы отправились в Кэкстон-холл, где вступили