— Мне хватит, — внезапно сказал Лон.

— Ты в порядке? — спросил я.

— Бывало и лучше, — ответил он.

— Помни о долгосрочном прицеле.

— Легко сказать, но трудно сделать.

— Я тебя отвезу, — сказал я и встал было, но Лон заявил, что ему хватило и меня за сегодня и сам выкатился из бара. Я наблюдал, как он проехал через лобби к лифту, где другой постоялец как раз нажимал кнопку своего этажа. Бронзовые двери лифта закрылись за ним.

Меня же ждали бурбон и телевизор. Я смотрел, как взлетал Борт Номер Один[235] с новым президентом, телом старого президента и несчастной раздавленной розой, той женщиной, что два часа назад была центром гламурной вселенной.

В двадцать минут третьего случилось событие, обозначившее начало новой фазы, в которой я становился крайне уязвимым — вместе с агентством, на которое я работал (и которое я любил), чьей репутацией и возможным крахом я рисковал. Снова в Далласе.

Полиция арестовала двадцатичетырёхлетнего Ли Х. Освальда, подозреваемого в убийстве далласского полицейского вскоре после того, как был убит президент Кеннеди. Также Освальд был допрошен на предмет связи его с убийством президента. Орущего и визжащего Освальда вывеёли из здания «Театра Техаса», находящегося в далласском районе Оук Клиф.

Немного же у них заняло времени, чтобы отловить его, не так ли? Около двух часов, и за это время он ещё умудрился полицейского убить. Абсолютнейший дурак. Меня снова затошнило, и я залпом опрокинул ещё стакан пойла, словно ударом молота ввергший меня ещё глубже в головокружение. Думаю, что я откровенно перебрал, бурбон взял своё и я впал в ступор, далёкий от хорошего самочувствия. Речь уже не шла о традиционном для Агентства и его «Черепов и костей»[236]поведении в духе «би-бип, встали и пошли». Очередная порция ввергла меня в отключку.

Не помню, как я шёл наверх или принимал душ, забирался в пижаму или падал на кровать лицом вниз.

Помню только, как проснулся около полуночи и помню, в какой панике я был.

Где Джимми Костелло?

«Странные „видения“, как их можно называть, в некоторых случаях необычайно ярки, но абсолютно невероятны для подавляющего большинства представителей рода людского, отметающего их как выдуманную чепуху. Несмотря на это, они являются врожденным слагаемым разума остающихся людей, бессознательно определяя их воображение и сохраняясь неизменными и неизменяемыми никаким образованием.»

Глаза Суэггера поехали вкось вслед за болезненной судорогой, вступившей в бровь от изложений Фрэнсиса Гальтона в конце девятнадцатого века, заставлявших его задумываться: «Что за х. ня?»

Если Боб понимал верно (в чём он не был уверен), Нильс Гарднер был очарован чем-то, что сэр Фрэнсис приметил за сто двадцать лет до того: неким состоянием (или заболеванием?) «фантастических видений». Состояние заключалось в ощущении цвета, вызываемом предметом, не связанным с цветом: например, буква, сама по себе бесцветная, ощущалась цветной. В случае Гарднера речь шла о цифрах. Похоже было, что он хотел сказать или намекнуть насчёт связи определённых вещей с цветом, забавляясь неуловимой, едва ощущаемой лёгкостью и несерьёзностью на грани шутки. Четвёрку он всегда видел синей, потому и поставил четырёх безвкусных синешеек на полку. Шестёрка для него была зелёной, и этим объяснялась вырезка из журнальной иллюстрации с шестью зелёными вязами. Однако, интереснее всего был красный цвет девятки, в напоминание о котором он держал на столе один из немногих «Маузеров» С96, на рукоятках которых вырезалась и затем заливалась красной краской девятка — из-за чего они и получили имя «Красных девяток».

Суэггер сидел за экраном компьютера, который предоставлялся отелем постояльцам, в деловом офисе «Адольфуса», снова ставшего его пристанищем по возвращении в Даллас и ломал голову в поисках ответа на загадку. За дверью офиса слонялись собравшиеся достопочтенные люди: вследствие неожиданной удачи отель в эти выходные стал местом встречи исследователей убийства ДФК.

Спускаться вниз на лифте Суэггеру довелось с несколькими из них, главным образом коренастых белых людей в спортивных рубашках, державшихся вместе.

— Вы все интересуетесь убийством? — спросил он у одного из них.

— Мммм…, — промычал несостоявшийся собеседник, словно бы он заварил некий большой секрет и нисколько не желал делиться им с посторонними. Может, он догадался, что коммунисты заиграли не одного или двух, а целых трёх клонов Освальда в событиях двадцать второго ноября?

Суэггер снова глянул в свой блокнот, куда он ранее попытался чётким, ровным почерком, в итоге всё равно оказавшимся похожим на детские каракули, внести безумные для чьего угодно взгляда пометки:

«Синий=4, зелёный=6, красный=9», — гласила одна строка.

«Могут ли цвета быть важнее чисел?»

«Важна ли последовательность?»

«Что общего имел Хью с 4, 6 или 9? Или с синим, зелёным или красным?»

Тут он застревал. Понятно было, что первая ступень взята, но далее Боб опирался лишь на хрупкие догадки, рассудив, что последнее и наилучшим образом сделанное рабочее имя Хью, под которым он пропал, отражало любовь Хью и Гарднера к Набокову и включало в себя ребус — возможно, даже многоязычный — существование которого мог приметить только тот, кто знал о нём.

Итак, что их связывало?

Прямых связей между тремя числами, тремя цветами и Хью не было — разве что за исключением пистолета. Его сын точно подметил, что пистолет указывал на шпионаж. Это была непременная принадлежность любого шпиона двадцатых-тридцатых годов в том случае, если у него не было «Люгера». Каковы были преимущества «Маузера» С96 перед Люгером?

Пистолет «Люгер»-Парабеллум

Больший боезапас: десять патронов вместо семи.

Более длинный ствол, что означало большую точность.

Лучшая эргономика, поскольку основной его вес находился перед спуском, а не выше спуска, как у «Люгера».

Более мощное психологическое воздействие на противника — «Маузер» С96 куда как более устрашающий.

Более универсальный, так как к «Маузеру» можно прикрутить приклад и использовать для ведения огня на дальние дистанции.

Но есть и неудобства: он гораздо больше и тяжелее. Также его труднее перезаряжать, поскольку посадка узкой обоймы во внутренние пазы магазина требует куда как более тонкой моторики, нежели снаряжение обычного магазина — его можно просто вогнать в рукоятку «Люгера», не заботясь о точности.