Поэтому в принципиальной готовности генерал-губернатора вмешаться в конфликт податели ходатайств никогда не сомневались. Поток прошений, касающихся экономических вопросов, не прекращался и в начале XX века. Вера в потенциал прямого административного действия, предпринимаемого со стороны верховного чиновника, не ослабевала. Тем самым многие просители внесли вклад в сохранение принципа, согласно которому суверенитетом в принятии решений обладала административная, а не законодательная или судебная инстанция, – поскольку сами постоянно требовали жесткого вмешательства царских административных ведомств в те или иные сферы жизни общества.

Достаточно часто за старанием привлечь генерал-губернатора на свою сторону в хозяйственном конфликте стояло намерение разорвать сети связей, существовавшие между магистратом и группами местной экономической элиты. Петиции на имя генерал-губернатора следовали той же логике, что и прошения, которые подавались царю: это были попытки добиться вмешательства высшей инстанции, с тем чтобы изменить ситуацию на месте, казавшуюся просителю несправедливой. В многочисленных спорах варшавских граждан и магистрата генерал-губернатор фигурировал как якобы нейтральный арбитр. Это касалось особенно тех случаев, когда расхождения во мнениях представляли собой одновременно и противостояние между католиками и иудеями. Евреям генерал-губернатор представлялся потенциальным союзником, дистанцированным от польско-католического альянса частных лиц и магистратов, – православное вероисповедание главного чиновника в крае играло здесь важную роль. Петиции достаточно часто содержали просьбу к генерал-губернатору назначить для разрешения спорных вопросов омбудсмена православного вероисповедания543.

Но и во время столкновений между католиками генерал-губернатора тоже нередко просили вмешаться как нейтральную инстанцию, очевидно надеясь, что он не входит в ту отлаженную систему криминальных связей, которая существовала между магистратом и экономической элитой и позволяла обходить конкурентов при распределении городских заказов. В целом генерал-губернатор не оправдывал возлагаемых на него ожиданий: об энергичных действиях высшего должностного лица, направленных против решений магистрата, в источниках ничего не говорится. Как правило, генерал-губернатор консультировался с канцелярией президента города, чтобы быстро и без разногласий урегулировать обсуждаемый вопрос. Во внешней переписке – с просителями – он также подчеркивал, что тот или иной рассматриваемый вопрос входит в сферу компетенции муниципальных властей544.

Процветающая петиционная культура одновременно служит и свидетельством интенсивности контактов между частью городских предпринимателей и чиновничеством, ведь, с одной стороны, критика, содержавшаяся в прошениях, часто касалась именно слишком близких, по мнению просителя, отношений между кем-то из его конкурентов-предпринимателей и сотрудниками администрации, а с другой стороны, сами прошения имели точно такую же цель: привлечь администрацию на свою сторону и оттеснить конкурентов от кормушки государственных подрядов. Насколько тесными бывали порой эти связи между властью и деловым миром, показал крупный коррупционный скандал, потрясший Варшаву в 1908–1911 годах. Начало ему положила серия разоблачительных публикаций в варшавской газете Goniec. В этом печатном органе, близком к национал-демократическим сецессионистам, часто помещались материалы, клеймившие хозяйственные злоупотребления магистрата, расхищение казенных средств, коррупционные эпизоды, купленные незаконные разрешения на эксплуатацию предприятий в ряде отраслей промышленности. Газета проводила журналистские расследования, отправляла своих репортеров за материалом на предприятия, оказавшиеся в центре скандала и в проблемных зонах городского хозяйства и управления, а также связывалась с информаторами в органах власти545. Мотивом, стоявшим за этими разоблачениями, были, несомненно, трения между партиями в национал-демократической части политического спектра, усилившиеся после 1908 года. До 1907 года газета Goniec была одним из главных печатных органов эндеции. Однако в 1907 году редакция вместе с рядом других группировок покинула партию Дмовского, считая, что та недостаточно энергично преследует политическую цель – завоевание польской автономии. Эти сецессионисты рассматривали Варшавский магистрат как близкого союзника польских «примиренцев». Поэтому публикация материалов, представлявших отношения между ними в скандальном свете, была еще и ходом в политической игре польских партий. Но главное – разоблачительные материалы способствовали росту тиражей, и тон их был соответствующим: он мало отличался от подачи обычных сенсационных новостей в массовой и бульварной прессе.

Удивительно то, что общественное давление действительно подвигало государственные органы к официальному рассмотрению обвинений. В 1909 году генерал-губернатор учредил специальную Комиссию по расследованию злоупотреблений в Магистрате города Варшавы. В расследованиях участвовали и обер-полицмейстер, и прокуратура546.

Дознание, проведенное следственной комиссией, выявило огромный объем денежных потоков и коррупционных сетей, доходивших до самого президента города – Литвинского. В 1909 году давление на него стало настолько велико, что он попытался выпутаться из этой аферы, уйдя в отставку «по домашним обстоятельствам»547. Тем не менее вскоре против него и других магистратских чиновников было выдвинуто обвинение в хищении средств и получении взяток. Масштаб аферы оказался столь велик, что привлек к себе внимание всей империи. Кроме того, он дал повод для сенатской ревизии, которая выявила множество других непорядков в городской администрации. Впрочем, без всякого сомнения, отправка из Петербурга в Варшаву группы ревизоров во главе с сенатором Нейдгартом имела и иные предпосылки: в деле было замешано еще и принципиальное противостояние между действующим генерал-губернатором Скалоном и премьер-министром Столыпиным. Нейдгарт был шурином Столыпина и, как поговаривали, сам метил на пост генерал-губернатора548.

Поэтому к результатам его ревизии следует относиться с осторожностью, однако они в существенных пунктах совпадают с критикой, высказываемой в то время в прессе, и с выводами генерал-губернаторской Комиссии по расследованию злоупотреблений549. Фурор произвели прежде всего факты, связанные с затягиванием строительства третьего моста через Вислу, которое началось в 1904 году: на момент ревизии (1910) еще не были завершены даже работы над виадуком, подводящим к мосту. Между тем вместо требовавшихся по изначальной оценке 4,5 млн рублей строительство поглотило уже более 8 млн. Прошло еще почти четыре года, прежде чем в декабре 1913‐го мост, столь необходимый для развития Варшавы, был сдан в эксплуатацию.