– Зря ты так, – вздохнула нежить. – Я же по хорошему хотела.

И бросила зеркало под ноги. А то со звоном разлетелось. На осколки. Осколки-осколочки… даже тогда их было много. Теттенике честно пыталась собрать, но только пальцы изрезала.

А теперь…

Осколки превратились в капли. А капли потянулись друг к другу, срослись тончайшими нитями. И окружили Теттенике.

А в следующее мгновенье зеркало сложилось.

И Теттенике рухнула.

Куда?

В темноту? В туман. Туда где…

Нет. Она не позволит себе бояться. Не сейчас. И поглядев под ноги, Теттенике улыбнулась. Надо же, здесь тоже есть дорожки. Осталось лишь выбрать нужную.

Я вытянула шею и заглянула в книжицу. Вот что-то оно… не складывается? Или наоборот, складываться начинает, но в такое, что лучше бы не знать.

«Ричард провел в забытьи две недели. Я похоронил её».

– Нет, – мотнул головой Ричард. – Нет, нет и нет! Я помню похороны.

– Точно?

– Как такое можно забыть? Мы спускались по лестнице. Просто… просто не было людей, чтобы принести тело. Почему-то отец не пожелал обратиться к деревенским.

Я даже догадываюсь, почему, но догадку это при себе оставлю. Как-то оно… спокойнее.

– Он нес её на руках…

«Я сам омыл тело. Я закрыл глаза. Я облачил её в красное платье. Я одел ей серьги, которые подарил на свадьбу, и ожерелье из сапфиров. Когда-то она любила его».

– И браслеты. Были еще браслеты, – пробормотал Ричард. – Я же видел…

«Мне жаль, что я не позволил сыну попрощаться. Надеюсь, он все же когда-нибудь прочтет это и сумеет простить меня за слабость. Но ко дню похорон появились явные признаки разложения, а использовать что-либо, чтобы остановить его, показалось мне неправильным. Кроме того, я не желал, чтобы сын её видел»

– Но я видел!

– Успокойся, – я погладила Ричарда. – Может… может, ты и прав. Ты видел.

– А он?

– И он прав.

– Как такое может быть?

– Не знаю, – честно отозвалась я. – Но…

«Я провел внизу весь день. А вернувшись, ночь просидел рядом с сыном. И меня не отпускало ощущение, что что-то происходит, что-то донельзя важное, чего я не понимаю. Ксандр тоже был неспокоен. Он уверял, что ощущает движение силы. И я готов поверить».

– Не понимаю…

«Еще два дня. И я рискнул послать за целителем, благо, город близ нашего замка стал велик, да и людей в нем ныне обретается куда больше, нежели во времена моей молодости. Однако целитель, осмотрев Ричарда, заверил, что тот всецело здоров, единственно, пребывает во сне. И он не способен прервать сей сон. Он говорил что-то о блуждании разума, но я понял лишь, что целитель бессилен. Все, что доступно ему – поддержание телесной оболочки».

– А вот это многое объяснило бы, – я почесала кончик носа. – Смотри, если ты… если душа каким-то образом отделилась от тела…

Дома, заговори я о чем-то подобном, меня бы высмеяли. Но я ведь видела! И призраков Замка, и женщину в зеркале. Если… если душа где и может отделиться от тела, то лишь здесь.

И Ричард не стал убеждать в невозможности подобного.

Спасибо ему.

– Тогда… тогда ты и видеть мог. И…

«Каждый день мы омывали его. И поили травами, а еще разведенным в воде медом или густым бульоном. И каждый день я молил богов, чтобы этот затянувшийся противоестественный сон прервался. Я осмотрел её покои. Отчего-то находиться там невероятно тягостно. Но я не нашел ничего-то, что внушало бы опасения. Я думал, что стоит уничтожить все, но… не смог. Я собирался отдать приказ. Каждое проклятое утро. Но стоило открыть рот, и я понимал, что даже на это не способен. Я слаб. Я ничтожен»

Выходит, самобичевание – это у них семейное.

«Зеркало нашел Ксандр. И не в её покоях, но в комнатах Ричарда. Оно выделялось своей неуместностью, несуразностью. Слишком женским оно было. Таким, на длинной ручке»

Он и рисунок оставил.

Заботливый какой.

«От него не исходило той темной силы, что свойственна опасным вещам. Отнюдь. Оно гляделось до того обыкновенным, что, наткнись на него я сам, я бы просто отложил его в сторону. Однако же Ксандр уверял, что никогда-то не видел этого зеркала прежде. И подумав, я был вынужден согласиться с проклятым».

Сам он… за Ксандра обидно. Может, он и сволочь, но своя, родная, можно сказать, привычная.

«Я отнес зеркало в подвал. Несколько дней я посвятил ритуалам, с каждым все более убеждаясь в ошибке. Зеркало не откликалось. Оно было равнодушно и к крови, и к силе, и ко всему-то, что пробуждало дремлющую тьму. Не знаю, что мешало мне отступить. Должно быть урожденное упрямство, а еще страх. Ведь если это зеркало не связано с тьмой, то и та, кому принадлежало оно, невиновна. А я – проклятый убийца»

Что-то мне даже жалко стало мужика.

Хотя…

«Она явилась во сне. Это был странный сон. Я понимал, что сплю, и в то же время все вокруг было столь поразительно ярким, настоящим. Я лежал на постели и видел себя, лежащего. Странные ощущения. А потом увидел её. Она вошла в мои покои. На ней было то платье, в котором я её отнес в пещеру. И драгоценные камни на браслетах горели ярко. А вот лицо было бледно. Она подошла ко мне и, наклонившись, коснулась губами губ. И я испытал одновременно ужас, какового не знал прежде, и величайшее наслаждение»

Вот, чую, что это неспроста…

«Я очнулся больным и слабым. Мое сердце трепыхалось в груди, но следом пришло и понимание того, с чем я столкнулся»

С чем?!

Да я сейчас заору от нетерпения. И Ричард вон тоже. Хмурится. Ерзает. Перелистывает страницу. А та, как назло, к следующей прилипла. И разъединятся не желает.

«Мне потребовалось два дня, чтобы подтвердить страшную мою догадку. Но я понял, что нужно делать. Во-первых, я отослал проклятого и моего сына, велев двигаться прочь от Замка и не возвращаться, пока сын мой не придет в себя. Она сильна, если сумела дотянуться до деревни, но не всесильна. И стало быть, им надо лишь уйти за пределы её влияния».

– Он издевается? – мрачно поинтересовалась я.