Первым заговорил Корваллис:

– Эл, просто для ясности. Сейчас, по историческим причинам, токеном такого уровня владеет одна София. С его помощью она запустила Процесс, который, как вы сами указали, сейчас доминирует. Она может его отключить. «Убить». Если вы получите равные привилегии, у вас тоже будет эта возможность.

– Послушайте, Си. Задумайтесь на секунду, что происходит с Верной и мелкими процессами, которые она порождает. И это скоро станет вашей проблемой, поскольку платит за них Фортрастовский фамильный фонд. Что будет, когда их станет миллиард и они потратят все ваши деньги?

– Как вы знаете, этого не произойдет. Мы можем замедлить моделирование и поддерживать ту скорость сжигания капитала, которая нам по карману.

– Пиар-катастрофа, – ответил Эл. – «Провил» создавалась как исследовательский инструмент, но теперь ее смотрят миллионы. Увлеченно следят, что происходит в мире мертвых. При меньшей скорости зрители потеряют интерес. Перестанут подписывать контракты. Остановится приток денег. Мы не сможем добавлять нужную компьютерную инфраструктуру. Проект войдет в штопор.

– Я смотрю на вещи не столь пессимистично, – ответил Корваллис.

– Можете называть это пессимизмом, если хотите. Цифры не лгут. «Плодовых мушек» надо прихлопнуть.

– Послушайте, я рад, что вы обратили наше внимание на Верниных «плодовых мушек». Мы будем за ними приглядывать. Но сейчас я не о них, и вы это прекрасно понимаете. Я о больших процессах, основанных на человеческих коннектомах. Процессах, которые мы называем по имени и думаем о них, как о человеческих душах. Токен с неограниченными административными правами позволяет «убить» любой из них.

– Си, вы знаете мое мнение, – ответил Эл. – Я больше, чем кто-либо из присутствующих, верю, что процессы живые. Живые в той же мере, что вы и я. И для меня отключить один из них равнозначно убийству. Так что вы правы, говоря, что я получу возможность убить любой из них. Однако это не имеет никакого отношения к делу. С тем же успехом вы могли сказать, что здесь, в Митспейсе, я способен нанять киллера и устранить кого угодно.

Некоторое время все переваривали услышанное. Потом Джейк спросил:

– Эл, вы сейчас абстрактно философствуете или угрожаете?

Корваллис глянул через стол на Зулу. Зула глянула на него и, невидимо для Метатрона, покрутила пальцем у виска.

34

После того как Весенний Родник вдохнула жизнь в нескольких пчел, новых творить не пришлось – пчелы умели сами порождать пчел. К концу лета они уже клубились роями, как облака. Самозвана отвела рой по Улице к Городу, и там пчелы нашли клумбы, созданные Ждодом и улучшенные Самозваной. Теперь городские души гуляли по дорожкам Сквера и завороженно любовались пчелами, разглядывали их как можно ближе, но так, чтобы не ужалили. Одинокая пчела жужжала почти неслышно, однако гудение целого роя различалось отчетливо. Всеговор подолгу вслушивался в этот гул, силясь уловить в нем смысл. Городские души вставляли жужжание пчел в свою речь, а когда двое или трое объединяли ауры, то порой гудели настолько похоже, что пчелы слетались посмотреть. Ждод, по-прежнему говоривший хуже многих душ, не обращал на пчелиные звуки особого внимания. Он упорно совершенствовал части своего рта и умение произносить целые предложения. Всеговор, когда не слушал пчел, помогал Ждоду в его стараниях; они сидели за столом во Дворце и беседовали о последних улучшениях Земли и о жизни в Городе, вспоминали слова и упражнялись в их произнесении. Облекать мысли в слова и предложения было трудно, однако Ждод чувствовал, что оно того стоит.

Через несколько дней после оживления первой пчелы Ждод окутал Сад туманом и преобразил зеркальную чашу воды, которую создал давным-давно, когда впервые захотел сотворить себе лицо. Он расширил ее и воздвиг в середине башенку, откуда била вода. Из чаши вытекал ручеек и, змеясь по Саду, сливался в Лесу с ручьем, бегущим от родника. Края чаши Ждод расширил и сделал ровными, чтобы душа могла на них сидеть или лежать. Он надеялся, что Весенний Родник отыщет фонтан и поселится там, вблизи от Дворца, но в своей стихии. Ибо он наконец-то понял, что именно она была творцом множества растений, появлявшихся в Саду с первых дней Земли. Ему хотелось, чтобы она обитала среди своих творений.

Поначалу Весенний Родник вроде бы не заметила фонтан, но однажды Долговзора увидела со своей башни, как Весенний Родник в лунном свете возникла из чаши, приняла облик с руками и ногами и сидела на краю, как и надеялся Ждод. Вскоре она стала часто туда заглядывать, даже гуляла в этой форме по Саду и Дворцу.

Вид роящихся над цветами пчел утвердил Ждода в мысли, что его догадка о душах-которые-не-души верна. Ему захотелось создать и другие малые формы, чтобы Весенний Родник, коли пожелает, вдохнула в них жизнь. Он вернул из Твердыни Делатора и его копателей вместе с камнями и металлами, добытыми в недрах. Вместе они измыслили пчелоподобных существ, больше и меньше, с телами различной формы. Впрочем, мало в кого удалось вдохнуть жизнь, да и те по большей части жили недолго. Ни одни не умели себя воспроизводить. Ждод и Весенний Родник тщетно ломали голову над причиной неудач, пока однажды Долговзора не нашла разгадку.

Души, обитавшие во Дворце, завели обычай на закате садиться вокруг стола и упражняться в искусстве речи. К Ждоду, Стражу, Самозване, Всеговору, Долговзоре и Делатору теперь добавились Весенний Родник и две души из города, которым Ждод дал имена Искусница и Седобород. Седоборода Ждод ценил за умение размышлять о мудреном; при этом Седобород обычно тянул себя за лохмы бесцветной ауры, окутывающие его рот, щеки и подбородок. Искусница, как и Делатор, любила создавать прочные вещи из того, что дарила Земля, но, если Делатору нравилось работать с камнем и металлом, она предпочитала добывать материалы из растений. Искусница и Делатор пытались создать восьминогое бескрылое существо; ей думалось (и другие это подтверждали), что оно может ткать из воздуха тончайшую ткань. В это существо Весенний Родник сумела вдохнуть жизнь, но оно вскоре умерло, так ничего из воздуха и не соткав.

Долговзора последнее время наблюдала за пчелами, приближаясь осторожно, чтобы те ее не ужалили. Ей думалось, что пчелы берут вещество цветов в свои тельца и несут туда, где обитают ночью: в светло-желтые наросты, уменьшенные подобия Города, выстроенные ими в развилках деревьев и других подобных местах. Наросты эти звались ульями. В начале лета Долговзоре, чтобы посмотреть, как пчелы их строят, приходилось взлетать или взбираться на деревья, но недавно те начали создавать самый большой улей в башенке посреди Сквера. Для душ она была чересчур мала, однако в ней помещались тысячи пчел, и прорези, оставленные Ждодом в стенах, служили для них входами. Глядя в эти прорези, Долговзора видела, как пчелы выдавливают из своих телец светло-желтое вещество для улья.

Седобород потянул себя за подбородок. Он высказал догадку: пчелы делают воск из того самого вещества, которое берут из цветов. Делатор заметил, что когда он что-нибудь из чего-нибудь создает, то материала уходит в точности по размеру самого изделия, и как бы пчелы строили улей, если бы не брали вещество где-нибудь еще? Самозвана тут же согласилась. Она много раз пролетала мимо ульев и чувствовала запах воска – он пахнет цветами.