Он понимал, что они чувствуют, и ощущал то же влечение, что последнее время испытывал к Весеннему Роднику.

– Почему души так нескоро вспомнили ощущения, принадлежащие иному миру? – задумчиво проговорил он. – Сперва была пища. А теперь вот это.

– А ты его помнишь? – спросила душа, которую Ждод назвал Теплые Крылья.

– Увидев, вспомнил. И почти уверен, что занимался этим до того, как попал сюда.

– Как и мы все, – ответила Теплые Крылья. – В природе души стремиться к этому, как пчелы летят к цветам.

– Почему ты сидишь у них на крыше? – спросил Ждод. – Ты их этому научила?

Теплые Крылья рассмеялась:

– Им не требовалось руководство.

– Если завтра я приду к другому дому, где две души соединяются таким образом, найду ли я тебя там?

– А ты хочешь найти меня там?

Ждод теперь чувствовал сильнейшее влечение и понимал: если оно распространится на другие души, то станет для Города таким же важным, как и влечение к пище и теплу. И не только для Города, но и для всей Земли. Долговзора рассказала ему, что в последнее время появилось много новых душ. В Городе им места не хватило, и они, окрепнув, расселились вдаль и вширь.

– Я приглашаю тебя перебраться во Дворец, – сказал Ждод.

Он решил, что устроит ей жилище там, где редко бывает сам, ибо ее красота, а равно манера говорить об удовольствии при всей приятности чем-то его смущали.

– Если ты станешь летать в Город на своих прекрасных белых крыльях и больше узнавать про такое… – Ждод кивнул на окошко, за которым двое по-прежнему дарили друг другу удовольствие, – то я буду рад видеть тебя за столом во Дворце вместе с другими душами и слушать твои рассказы, ибо, сдается мне, это нечто важное.

Теплые Крылья не обиделась на приглашение, однако не в ее природе было соглашаться стразу.

– Кто эти души и что за стол? – спросила она. – В Городе о них много судачат.

Ждоду не приходило на ум, что городские души задаются подобными вопросами. Теперь он понял, что иначе и быть не могло, ибо любопытство такое же неотъемлемое свойство души, как потребность к пище и влечение к другим удовольствиям.

– Это Пантеон, – ответил Ждод. – Такое слово пришло на ум Всеговору. Ты наверняка заметила, что в природе некоторых душ развивать в себе более чем обычные силы. Ты, например, облеклась в форму, как ни у кого другого. Уверен, многие городские души, глядя на твою красоту, силились изменить себя по твоему образу, но не сумели. Быть может, им недостает умения управлять своей формой, а скорее – ума. Твое совершенство свидетельствует о долгом труде, который сам по себе – часть всякого искусства. Сколько лет и зим трудилась ты над собой, укрывшись, быть может, в доме, где тебя не увидит ни одна другая душа? Тогда ты, возможно, спрашивала себя, зачем так стараться. Но я скажу, что этим ты выделила себя из числа тех, кто не ставил себе таких целей, а если и ставил, то не добился по недостатку ума или упорства. Посему место тебе за моим столом, а не среди них. Ибо здесь, в Городе, ты только будешь той, что сидит на крыше.

Теплые Крылья не отвечала, но слушала очень внимательно.

Ждод продолжал:

– Вижу, ты поняла мои слова и хорошо знаешь, о чем я говорю. Души, подобные тебе, нужны в Пантеоне по одной простой причине: ты видишь то, к чему я слеп, и во многом другом меня превосходишь. Лети со мной во Дворец, Теплые Крылья.

И она согласилась.

Зимний холод вынудил городские души пойти на различные ухищрения. Те, кто умел изменять собственную форму, покрыли себя перьями или мехом. Среди других распространялись ремесла Искусницы; души мастерили одеяла, а затем и покровы для тела из палых листьев и мертвой травы. Что листья и траву можно жечь для тепла, они узнали у Делатора, который освоил огонь для работы с металлами.

Некоторое время назад Ждод наделил деревья способностью ронять ветки на сильном ветру. Теперь на некоторых участках Леса ветки эти лежали большими кучами. Делатор показал, что их тоже можно жечь; замерзшие души ходили из Города в Лес и носили ветки, сколько могут утащить. Делатор научил их делать орудия, чтобы рубить и резать ветки на части; к концу зимы почти все городские души носили при себе ножи и топоры.

Впрочем, многие по-прежнему терзались влечениями, которые Земля не могла утолить. Однажды, когда таяли снега, Страж, пролетая над Сквером, приметил душу: она стояла перед башенкой и ударяла по стенам топором. Страж опустился на вершину башни и стал смотреть. Вновь и вновь ударяла душа по башне металлическим орудием, но камень не поддавался, лишь летели снопы искр. Страж недоумевал, отчего душа с такой яростью предается столь бесплодным усилиям. Он взмахнул крыльями и опустился на землю. Душа при виде его перестала стучать по башне топором.

– Чего ты этим добиваешься, Прихлоп? – спросил Страж.

Он узнал душу, которая осенью разоряла ульи и ела мед. Эта душа научилась защищаться от жалящих пчел, прихлопывая их до смерти, чему и научила других.

Прихлоп ответил:

– Видя, как топор рубит толстые ветки, я решил, что он может рубить и башню.

– Ждод поставил ее для украшения на радость всем душам, – напомнил Страж. – Не тебе менять ее форму.

– Она полна меду, – ответил Прихлоп.

– Мед принадлежит пчелам, как сказал Ждод много дней назад перед яблочным пиром.

– Мы не ели, да и не видели яблок с того самого дня, – возразил Прихлоп. – Влечение наше выросло, и мы утолим его медом из башни.

– Нет, – промолвил Страж и протянул руку в жесте, который с начала Земли был требованием остановиться и отступить.

– Вечно ты говоришь душам, что делать, а чего не делать, не пускаешь нас во Дворец, – возмутился Прихлоп. – И вот опять то же самое, только сейчас у меня есть топор, а у тебя нет. И хотя топор бессилен изменить форму адаманта, слагающего башню, та форма, которой облекся ты, о гордый Страж, мягче веток, легко поддающихся топору. Если не хочешь претерпеть изменение своей формы, отойди в сторону.

Страж, почти не сознавая, что ему угрожают, попытался отнять топор; однако Прихлоп размахнулся и блестящим лезвием рассек кожу, отделявшую Стража от внешнего мира. На снег хлынула красная кровь. Страж попятился скорее от удивления, нежели от страха, и уставился на рассеченную руку. Пришла боль.

– И так будет впредь! – воскликнул Прихлоп.

Внезапно Стража обдало теплом, со всех сторон раздался шум, в глазах померкло, как от взгляда на солнце. Когда зрение вернулось, души перед ним не было, только круг мертвой травы, на котором полностью стаял снег. Оттуда поднимался дым, как и от топора, лежащего в середине круга. Металл остался как был, но топорище обратилось в уголь. Ощутив спиной сильный ветер, Страж поднял голову. На вершину башни опустился Ждод, в обычной своей форме, но больше и величественнее, в перьях, какие сделала себе Теплые Крылья.