Ее глаза вспыхнули невысказанным предупреждением. Этта просто махнула в сторону выхода.

Дождавшись, пока София исчезнет за занавеской, Этта залезла в сумку, вытащила горсть инжира, оторвала ломоть хлеба размером с кулак и быстро вернулась на место. Было слышно, как за стенкой один из стражей встал, поднятый приказом Софии, и, ворча, потащился вниз по лестнице.

Этта осмотрела другие сумки.

Девушка оставила в них все свои припасы, в том числе, но не только, небольшой пистолет, деньги, журнал путешественника, золотые карманные часы и швейцарский армейский нож.

Компас, которым София пользовалась, провалился на самое дно маленького мешочка. Она покрутилась по комнате, вглядываясь в его циферблат, пока стрелка не указала на истинный север.

За последние несколько часов Этта передумала пять вариантов плана побега. Пока остальные спят, выползти, взять несколько нужных вещичек и ускакать вперед, на несколько часов опередив и с Пальмирой, и с астролябией. В каждом варианте Этта уже была далеко, прежде чем они прибывали.

Но чем дольше она смотрела на компас, тем сильнее ее планы просыпались сквозь пальцы, словно пыль.

Хасан предупреждал их с Николасом, что пустыня – не место для путешествий в одиночку. Даже с компасом она может сбиться с пути, заблудиться, остаться без воды или пищи – и будет бродить, пока кто-нибудь ее не найдет или она не умрет. Этта была «цветком асфальта», выживание в дикой природе – точно не ее конек. Ей не обойтись без Софии, стражей, их знаний и припасов.

Тридцатое поджимало, когда тут сомневаться. Все это время она рассчитывала разобраться с работой астролябии, создать проход обратно в свое собственное время, застать врасплох Айронвуда, держащего маму в заложниках, и вытащить ее оттуда, но теперь ничто из этого не казалось таким простым.

Как ей добраться до астролябии и удрать от Софии и стражей, прежде чем они ее возьмут? А потом скрыть, что она не собирается нести ее Айронвуду, и успеть освободить Роуз, пока обман не вскрылся? Ее разум начал препарировать задачу, разрезая ее на посильные действия, оценивая темп, деля его на такты, пока, наконец, не остановился на единственной возможности.

Залогом успеха было перетянуть Софию на свою сторону. Сделать соучастницей не только уничтожения астролябии, но и обмана Сайруса. Этта может заставить его торговаться – заявить, что ей нужно сперва увидеть маму целой и невредимой, прежде чем она ему что-либо отдаст. Если мама предвидела, что нечто подобное произойдет, возможно, у нее и план был на этот случай?

Или… У Этты засосало под ложечкой от нараставшей уверенности, что все это может закончиться только со смертью старика. И, возможно, смертельный удар придется нанести именно ей.

От одной этой мысли девушке стало плохо – возможно, ее мать была настолько беспощадной, но в кого превратится она сама, убив его? Он виноват в смерти Элис… Мысль должна была заполнить ее жаждой мести, но… не заполнила.

Кроме того, что делать с другими путешественниками? Теми, кому Айронвуд поручил сторожить Роуз?

Лежа в темнеющей комнате, она мысленно возвращалась к словам, которыми мама закончила первое письмо: В конце должен быть финал.

Финал. То есть… разрушение? Она должна сделать то, что не смогли мама и дедушка: уничтожить астролябию? Теперь, понимая, что за сердце бьется в груди ее матери, Этта начала задаваться вопросом: а что, если мама и не ожидала спасения… что, если эта фраза, как и последние слова Элис, была предназначена успокоить ее, направить, убедить, что все так и должно быть.

Ужас пронзил ее до костей. «Я не могу потерять и маму». Не сейчас, когда у нее накопилось столько вопросов о семье. Не тогда, когда у них появилось столько мест, куда можно отправиться вместе. Если мама тоже исчезнет, ради чего Этте пытаться вернуться в ее Нью-Йорк, к изорванным в клочья остаткам своей прежней жизни?

Уничтожение астролябии будет последним средством, решила она. Какая-то часть ее все еще надеялась, что она сможет достучаться до Софии, убедить ее отправиться в Эттино время и скрыться от Айронвуда раз и навсегда. Тогда она могла бы как-то воспользоваться астролябией, чтобы создать проход прямо в свое время без необходимости искать проход в Метрополитен на Багамах.

Этта на всякий случай сунула компас в складки одеяния и натянула одеяло. Она заставила свой разум очиститься от роя мыслей, закружившихся в голове, едва она закрыла глаза.

«Скоро все закончится. В конце должен быть финал». Она потерла кровавые отметины на запястьях, изо всех сил стараясь не мечтать, чтобы рядом оказался Николас. Ей не нужен защитник или спасатель. Но нужен он.

По Эттиным расчетам, София вернулась через полчаса, с бурчанием опускаясь на свою импровизированную кровать. По соседству разговаривали и смеялись стражи, и Этта поймала знакомое слово, пролетевшее между ними, из тех, что употреблял Хасан: ашвак.

Ашвак… то есть Терны?

Повисла тишина, в караван-сарае погасили последние светильники, погружая их в царство ночи.

– Астролябия правда создает проходы? – спросила вдруг София. – Не считывает их?

«Если я отвечу на твой вопрос, обещай ответить на мой», – чуть не сказала Этта, но потом подумала о Николасе и вдруг поняла, что, возможно, ей не стоит манипулировать Софией. Не сейчас, когда правда на ее стороне.

– Да. Он хочет создать проход к точке, в которой сможет спасти первую жену, не потеряв свое состояние и власть над другими семьями, – сказала Этта. – Он уничтожит наше будущее, я почти уверена в этом, просто чтобы выстроить то, какое считает лучшим. Ты не должна позволять ему получить так много власти.

– О, я никогда и не собиралась отдавать ее ему, – ответила София. – Особенно теперь, когда знаю, на что она способна… Кстати, спасибо, что просветила. Боже мой, это потрясающе. Я не просто смогу господствовать над ним – я могу выжечь всю его жизнь.

– София… – попыталась перебить ее Этта, но девушка продолжала, едва не дрожа от волнения:

– Это самая могущественная вещь в мире; путешественники и стражи не просто станут мне равны, они встанут передо мной на колени. Мне не нужно становиться наследницей – просто вернуться назад и вывести его из игры.

Этта была так ошарашена, что едва могла говорить:

– Ты убьешь его?

– Не раньше чем он пожалеет, что не выбрал меня, – сказала София обманчиво сладким голосом. – Хочу, чтобы он страдал, видя мой взлет на фоне его падения. Так что не волнуйся, дорогая: он не изменит будущее. Я первая его изменю.

После почти семичасовой качки на спине верблюда Этта была слишком занята удержанием в седле, чтобы заметить, как скудную пустыню снова начали разбавлять зеленые островки. Если первый отрезок пути показался Этте бесплодным, то последний напоминал сухие крошащиеся кости мира. Эттины глаза беспрестанно слезились от слепящего солнца, безжалостно висевшего в безоблачном небе.