До сих пор я знала о Кейт Уоткинс только по слухам и сплетням, долгие годы наводнявшим город, подобно грязи, которую приносит с гор во время ливней и ураганов. Вы знаете, что это за слухи. Я не стану распространять их, снова печатая в этой газете.

В конце концов, бесстыдный и безосновательный скандал, досаждавший Кейт и ее семье, раз и навсегда будет предан забвению. Верно говорят, что правда рано или поздно обязательно восторжествует.

Как главный редактор газеты, подливавшей масло в огонь и способствовавшей своими отчетами о расследовании в связи с исчезновением Теодора Деланси в 1929 г. разжиганию этого скандала, я хотела бы принести извинения мисс Кейт Уоткинс и ее семье. Всеми силами стараясь восстановить доброе имя нашей общины, я, как главный редактор, уходя со своего поста, хочу написать серию статей о жизни и достижениях любимой дочери нашего города, которые будут публиковаться в нашей газете, начиная с понедельника, 8 октября.

Далее, как председатель исторического общества города Уоткинс‑Милл, я предлагаю нашему городу поставить в ее честь памятник, который станет свидетельством достижений Кейт Уоткинс – и других женщин – в столь любимом ею спорте – рыбалке нахлыстом.

Увидимся на реке – я собираюсь на рыбалку!

Октябрь 1928 г.

Осенью солнце уже не такое жаркое, и в горах добросовестный рыболов получает награду в виде разноцветья леса, льющегося на него как из рога изобилия. Пятна красновато‑оранжевого и ярко‑желтого цветов усыпают медленно, но неустанно текущую реку. Это время нереста, и форель поблескивает, стремясь найти себе партнера. Форель тяжелеет, а ее вибрирующие красные плавники сверкают на фоне блестящего коричневато‑оливкового соблазнительного наряда.

Когда еще один сезон рыбалки нахлыстом подходит к концу, я иногда откладываю удилище и иду на свои любимые холмы, чтобы вместо форели найти там палитру для акварелей. Я брожу по долине вместе с призраками тех, кого мы любили, запасаясь воспоминаниями на долгую зиму, которая ждет впереди. Это возрождает мою душу.

Кейт Уоткинс

«На мушку», Газетт

Стояла чудесная осень. Все в Уоткинс‑Миллс сходились во мнении, что это была самая красивая осень за последние несколько лет. Мия всегда любила осень больше, чем все другие времена года. В это время можно заглянуть в себя, мысленно обратиться к своей душе. Она подолгу гуляла и дышала полной грудью, удивляясь разноцветью и дорожа каждым теплым днем, пока еще не наступила зима с холодными ветрами, которая разгонит всех по домам.

В этом году осень была ранняя и наступила очень быстро. По‑видимому, за одну ночь деревья у заводи окрасились в яркие цвета, пришедшие на смену густой зелени, превратившись в гобелен цвета охры с вкраплениями рыжевато‑коричневых и ярко‑желтых тонов. Птицы улетали в теплые края, но щебетавший за окном бойкий каролинский крапивник, ее сосед с окрашенным в теплые цвета оперением, останется на зиму и будет встречать ее, когда бы она ни вернулась.

Мия вздохнула и закрыла окно, повернув щеколду и задвинув занавески. «Осень – это еще и время подведения итогов», – подумала она. В это лесное святилище она приехала ранним летом, и тогда слезы градом лились из ее глаз. Пришло время обновления, и она тщательно и глубоко посадила семена, пустившие корни за долгие летние дни и ночи, а потом они зацвели и созрели.

Переходя от одного к другому, Мия закрывала на щеколды все окна, готовясь перед отъездом в Чарльстон запереть хижину. С каждым стуком и щелчком тишина подбиралась к ней все ближе. У тишины есть свое звучание. Это звучание пустоты.

Она знала, что этот день наступит, но не знала, как трудно будет уехать. Она не могла оторвать кончиков пальцев от щеколды окна, вспоминая, как однажды открыла окно и раскинула руки навстречу ночи. Теперь она снова закрывала окна, но не из страха, а для того, чтобы хижина была в безопасности, пока ее снова не откроют другие руки – руки Беллы.

Наверху, на чердаке осталась купленная ею мебель. Белла сказала, что это будет ее комната, которая будет ждать ее, когда бы она ни вернулась. Внизу все было прибрано. С западной стороны солнце отбрасывало косые лучи в кухню, освещая сверкающую эмаль чугунной плиты. Она медленно прошлась по гостиной, внимательным взглядом отмечая любую деталь, чтобы четко сохранить ее в памяти и забрать с собой, как фотографию, которую когда‑нибудь потом, когда она понадобится, можно будет достать.

Мия выбрала две из написанных ею акварелей с видом реки, чтобы вставить их в рамки и повесить над камином. На одной садилось солнце, превращая спокойную воду озерца в цветное стекло, на второй была изображена зыбь на мелководье в тот момент, когда утреннее солнце преломляет воду, превращая ее в сверкающий хрусталь. Она улыбнулась при мысли о том, что частица ее души останется в стенах хижины, защищавшей ее во время частых гроз.

Ее охватило чувство, подступившее откуда‑то из глубины души. Она остановилась посередине комнаты, вдыхая запах сосны и мыла, дыша глубоко, как будто она могла каким‑то образом впитать в себя душу хижины и унести ее с собой. Делая вдох, она открыла глаза и еще раз оглядела затененную комнату.

Мия поняла, что душа покинула хижину. Было так горько и сладостно ощущать присутствие Кейт в этом месте. Даже когда дневники вернулись на свое место в книжном шкафу, ее дух не вернулся назад. Какая бы сила ни привязывала ее к этому клочку земли, она все‑таки отпустила ее. Она стала свободной.

С улицы до Мии донесся скрип шин, проезжающих по гравию, и, подойдя к окну, она увидела грузовик Беллы, направлявшийся к парковке. Одновременно удивившись и обрадовавшись приезду Беллы, она бросилась к двери. Она думала, что они уже распрощались на вчерашней вечеринке. Нада, Беки и Филлис, объединив усилия, вместе устроили веселый праздник под девизом «Добро пожаловать, Белла! Добро пожаловать, Мия!» в доме Нады на Главной улице. Нада показала ей свой дом, проведя по всем комнатам и объясняя, как, будучи на пенсии, она собирается наконец переделать в пансион большой старый дом в викторианском стиле.

– Ты, – сказала она Мие, – когда вернешься, будешь моим самым желанным гостем.

Мия распахнула дверь и, поспешно подойдя к перилам веранды, наклонилась и крикнула:

– Эй, я не сбежала вместе с серебром!

Белла смеялась, проходя по выложенной камнем дорожке и поднимаясь по ступеням.

– Лучше не надо. Я планирую сохранить это серебро. – Поднявшись на веранду, она добавила: – А также фарфор и книги, и все остальное, что принадлежало моей бабушке.

– Правда? Я рада. Слава богу. Это невосполнимо, неважно, сколько бы это ни стоило.

– Я знаю. И благодаря тебе у меня появился второй шанс все переосмыслить. Хотя, – сказала она, взяв Мию за руку, – вчера вечером я пообещала передать дневник Кейт историческому обществу. Там есть кое‑какие важные замечания о погоде и топографии.