Нина рассмеялась и, что-то сказав девушкам, вышла из комнаты, чтобы за ее пределами навести камеру на себя и сказать, уверенно в нее глядя:

– Привет, Кезончик. Только попробуй попытаться устроить что-то на свадьбе моей подруги, я устрою тебе сладкую жизнь, красавчик. Запомни – ты ей не нужен.

На этом запись закончилась, а я рассмеялся – тихо и глухо.

Меня накрыло.

Реально накрыло после этого видео.

Кате было жаль меня. Просто жаль. Как будто бы я был ничтожеством.

Казалось, на голову рухнул не потолок, а целое небо. И осколками прибило меня к земле, пронзая грудь. Я смеялся, откинув назад голову, а потом вдруг замолчал – веселье как отрезало. Просто собрался и ушел рано утром, пока Наташа спала, потому что невыносимо было оставаться в четырех стенах.

Я знал – если останусь, вымещу на ней все свое зло, которое терзало сердце. И я не нашел ничего лучше, чем сначала долго-долго гулять под дождем, а потом, окончательно замерзнув, приехать в какой-то бар, позволить незнакомой девушке сесть рядом и пить. Девушку, как назло, звали Катей. И если честно, сначала я хотел забыться с ней на пару часов, но как только услышал имя, снова стал ржать, как ненормальный. Мне везло на Кать, как никому.

Этот день был паршивым с самого начала и до конца. Какое-то время я тупо сидел в баре вместе с этой Катей, лицо которой даже не запомнил. Зато смутно помнил, как мне позвонила Наташа – наверное, с чужого телефона. Кажется, она волновалась обо мне, но я был так зол, что, кажется, нагрубил ей. Не специально. Просто не мог разговаривать иначе. Меня все бесило, и я постоянно думал о Кате и Кее. О том, что я вызываю жалость.

Отпустило меня ближе к вечеру, но домой я возвращался поздно. Сначала вообще не хотел ехать, но подумал, что Наташа будет волноваться. Перед ней и так уже было стыдно, хотя вслух это я говорить не собирался. На такси я приехал к дому, но туда попал далеко не сразу. Ко мне пристал какой-то высокий широкоплечий лоб, выбежавший из цветочного магазинчика. Я сразу окрестил его Цветочной клумбой. Но не сразу понял, что ему от меня нужно.

– Ты ведь парень Наташи? – спросил он, остановив меня.

– Допустим, я, – ответил я удивленно. – Какие-то проблемы, малыш?

– Во-первых, я не малыш, а во-вторых ты ведешь себя как полный моральный урод, – заявил мне Цветочная клумба таким наглым тоном, что захотелось ему втащить. Прямо по слащавой морде.

– Не понял, – нахмурился я, сдерживая свои внутренние порывы.

– А что тут непонятного? – пожал плечами Цветочная клумба. – Ты бросил свою девушку на весь день, да еще и без телефона! Она приходила ко мне, чтобы звонить. А ты еще и наехал на нее, придурок. Довел ее чуть ли не до слез.

Я честно хотел уйти, но мне не дали этого сделать. Цветочная клумба долго и нудно объяснял мне, почему я мразь. Едва ли не сценки в лицах разыгрывал! И я все сильнее и сильнее злился. Какого фига он вообще влезает в наши отношения?! Кто он такой? Запал на Наташу? Серьезно?

– Ты все сказал? – спросил я с раздражением, прерывая поток бессвязных мыслей.

– Нет, не все, – нахмурился Клумба. – Я знаю таких, как ты. Вы играете с чувствами девушек, как на балалайке.

– На гитаре, – поправил я его с нервным смешком.

– Что? – не понял он.

– Я играю на гитаре, малыш. А теперь дай пройти. – Я толкнул его в плечо – не сильно, а можно сказать, по-дружески. И вежливо попросил заткнуться да сводить самого себя в пешее эротическое – полезно будет. Однако Цветочная клумба решил, что обязан ответить мне, и зарядил по скуле так, что я не едва отлетел в сторону. Хорошо, что удар прошел по касательной – я успел увернуться. Но вся та агрессия, которая копилась во мне с утра, наконец, прорвалась наружу. Кровь бросилась в голову, и я кинулся на Клумбу с глухим рыком.

Удар у парниши был неплохой, и сам он был тяжелым и здоровенным, и явно был сильнее меня, а вот защиту держать умел плохо. Я несколько раз успешно пробил по корпусу и повалил его на асфальт. Мы сцепились.

– Даже не подходи к моей девушке, – яростно прошипел я, занося кулак, чтобы ударить его в нос, но не получилось. Нас не вовремя разняли проходящие мимо парни. Я вырывался и кричал, что хочу набить этому кретину морду. Клумба же молча смотрел на меня, как на насекомое, и выглядел так оскорбленно, будто это я приставал к его подружке, а не он – к моей. Ах, да, рыжая мне и не подружка вовсе.

– В следующий раз ты так просто не отделаешься. Она моя девушка, запомни, – сказал я ему напоследок. – И даже приближаться к ней не смей.

Он некультурно послал меня, а я показал ему средний палец, и на этом мы разошлись.

Ярости во мне был так много, что домой я пошел не сразу. Какое-то время стоял у подъезда, пытаясь успокоиться. Даже врезал по стене кулаком – боль приглушала агрессию. Немного придя в себя, я все-таки поднялся в квартиру. Но и там меня ждала новая драма, которую устроила Наташа.

Господи Иисусе, почему женщины такие сложные?!

Этот день должен был закончиться так же скверно, как и начался.

Я хотел завалиться спать – тупо уснуть и забыться, но нет. Наташа рыжая устроила допрос с пристрастием – где я был, что делал и с кем дрался? Ее голос был деланно спокоен, но во взгляде было столько огня, что я снова начал злиться. «Эй, детка, ты сама флиртовала с Клумбой, и вообще непонятно, что между вами было, раз он так сильно хочет защитить тебя! Почему ты устраиваешь со мной разборки?» – хотелось выкрикнуть ей, но я сдерживался. Я до самого конца пытался сдерживаться. Знал, что мне нужно побыть наедине с собой, остыть, а уже потом разговаривать. У меня всегда был дурацкий характер – я мог срываться на тех, кто рядом, а потом сожалеть. И, понимая это, я предпочитал оставаться в одиночестве, чтобы перебеситься. Но Наташа не дала мне этого сделать. Она вообще обладала удивительной способностью выводить меня из себя несколькими словами.

«Наверное, за Катенькой приехал Антон и врезал тебе? – со злым весельем в голосе сказала она, когда поняла, что я не хочу с ней разговаривать. – Антон. Наверное, это был он. Жених приехал за своей невестой. Вау. На его месте я бы тоже вмазала тебе».

От этих слов меня окончательно перекрыло. От упоминания Кати и ее жениха в груди что-то свело судорогой, и хотелось кричать так громко, чтобы все слышали о моей боли. Но я молчал. Я ненавидел ее в эту секунду – не Катю, Наташу. Мне было больно и хотелось, чтобы больно стало и ей. Чтобы она почувствовала мое состояние. Чтобы вместе со мной кричала от терзающей душу тоски.

И вместе с тем мне вдруг захотелось поцеловать. Закрыть ее рот своим. Заставить пить мое дыхание. Побороть. Сделать своей и шептать ей, что она моя и ничья больше. И себе самой тоже не принадлежит – только мне. Поэтому не смеет ничего мне говорить, злиться и упрекать. Она должна подчиняться мне и быть моей.

Всего этого хотелось так нестерпимо сильно, что внутри все заныло. Кровь хлынула в голову. Пульс зачастил. В голове ничего не осталось, кроме желания целовать ее.