– Товарищи генералы, я извиняюсь, если моя речь вам покажется наивной и простоватой. К сожалению, высокому штилю я не обучен. Я и так чувствую себя желторотым птенцом рядом с такими могучими орлами и стремительными соколами. Не зная высокой политики, могу только поделиться своими окопными размышлениями и выводами. Во время войны с Финляндией я много раз допрашивал пленённых немецких добровольцев, и все они были абсолютно уверены, что эта зимняя война – репетиция перед походом на Восток. Допрашивал я и финского генерала – командующего Хотиненским укрепрайоном. Он совершенно серьёзно утверждал, что Германия начнёт войну с СССР в июне 1941 года. Кое-какие документы, найденные в захваченном моим подразделением штабе, только подтверждали эти слова. Этот генерал лично встречался с Канарисом – руководителем Германской разведки Абвер. «Старый лис» ему рассказывал, что Абвер уже приступил к операции по дезинформации русских о намерениях Германии. Они хотят внушить советскому руководству мысль, что следующей целью Третьего рейха будет Англия, а на самом деле планируют нанести молниеносный, сокрушительный удар по СССР.

К сожалению, эти документы уничтожены, а финский генерал убит – когда, в силу обстоятельств, пришлось взорвать вражеский штаб.

После подобного заявления в зале стал быстро нарастать гул от множества голосов. Наконец шум стал настолько сильным, что мне пришлось прервать свою речь. Правда, всё мгновенно стихло, когда товарищ Сталин постучал своей трубкой по столу. Повернувшись ко мне, он с небольшим акцентом произнёс:

– Продолжайте, товарищ Черкасов. Только увольте нас от информации из непроверенных источников. Вы сами должны понимать, что эти сведения получены больше года назад. И где гарантия того, что Канарис сообщил какому-то финскому генералу достоверную информацию. Скорее всего, это хитрый ход Абвера по дезинформации Великобритании, да и Франции. По моим данным, этот ваш финский генерал якшался с английской разведкой, через него немцы и сливали информацию о том, что Англия и Франция могут быть спокойны – настоящий удар будет направлен на СССР. Хотя вы правы в том, что нужно быть готовым к любой провокации со стороны империалистов, вот и выскажите свои мысли, как достойно ответить на эти провокации.

Я, волнуясь, прокашлялся и уже с меньшим запалом продолжил:

– Мне кажется, что противник применит ту же тактику, что в Польше и во Франции. Будет наносить массированные удары узким фронтом, создав там многократный перевес в силах. И это будет происходить вдоль автомобильных и железных дорог. Многие хорошо оборудованные укрепрайоны могут остаться в стороне от основного фронта наступления. А те, что стоят на пути противника, окажутся слишком слабыми перед мощной бронированной армадой. Чтобы этого не допустить, нужно иметь мощные, мобильные противотанковые подразделения, способные в считанные часы занять оборону на угрожающем участке. Это будет служить мощной подпоркой уже существующим укрепрайонам. Закопавшись в землю и встав в эластичную оборону, они дадут возможность механизированным корпусам развернуться и ударить во фланг противнику. Если допустить, что на узком участке будут наступать две-три немецкие танковые дивизии, то, чтобы их приостановить, нужно иметь не менее двух артиллерийских полков, оснащённых противотанковыми орудиями, минно-сапёрный батальон для устройства минных и других видов заграждений и, конечно, подразделения прикрытия – зенитное и пехотное. Одним словом, получается целая бригада. Неплохо бы в ней иметь небольшое моторизованное подразделение – для проведения контратак и рейдов.

Какой-то многозвёздный генерал, находящийся в зале, уверенно и громко произнёс:

– Майор, а зачем огород городить? У нас же имеются механизированные корпуса. Да выдвинуть против наступающего противника пару танковых полков, и всё. Их консервные банки весь лоб расшибут о наши КВ и Т-34. А остальными силами ударить по флангам. И можно эшелонами завозить доски, чтобы делать гробы для захватчиков. А то они своими смердящими тушами нам все поля попортят, негде будет хлеб растить. Да мы этих уродов шапками закидаем!

Раздались смешки, даже товарищ Сталин усмехнулся. А я, из-за нежелания окружающих генералов понять всю серьёзность угрожающей нам опасности, опять вошёл в раж. Уже не обращая внимания на откровенные усмешки и иронические взгляды, я буквально выкрикивал:

– Всё правильно, товарищ генерал-полковник. У наших Т-34 и КВ достаточно мощные орудия. Да и броня получше, чем у немецкого Т-4, не говоря уже о Т-3 и Т-2. Но есть одно большое НО – это моторесурс. Например, у Т-34 по бумагам он составляет 50 часов, а фактически и того меньше. А если взять трансмиссию, это вообще беда – летит в самый неподходящий момент. А в поле, при нехватке времени и инструментов отремонтировать её совершенно невозможно. Нашим мехкорпусам – смерти подобны частые переброски и рокадные перемещения на длинные расстояния. Только подготовленный и рассчитанный удар по противнику принесёт им победу. Зенитное прикрытие у мехкорпусов тоже недостаточное. Одним словом, им нельзя устраивать длинные марши. А немцы могут себе позволить перебрасывать танки на нужные направления – их танки ездовые.

Я на секунду замолчал, потом, глядя на Сталина, уже более тихим голосом, сказал:

– Товарищ Сталин, производителям танков нужно вставить большой фитиль в одно место, чтобы они поскорее довели эти прекрасные машины до ума.

Вождь опять усмехнулся и, глянув на сидевшего невдалеке начальника ГПУ РККА, произнёс:

– Видите, товарищ Мехлис, какая у нас молодёжь – горластая, нахрапистая. Может быть, так и нужно, а то по отчётам всё хорошо, начальство довольно, и никто не чешется. Болото!

Повернувшись ко мне, товарищ Сталин закончил:

– Ладно, товарищ Черкасов, садитесь. Молодец – всколыхнул немного это совещание. Теперь посидите и послушайте, что опытные и грамотные товарищи будут говорить. А мы подумаем над вашими словами.

Я буквально рухнул на свой стул. Ощущение было, как будто я сдулся или из меня вытащили пружину, которая заставляла мыслить и действовать. На стуле сидел уже не я, а какой-то манекен, оболочка майора Черкасова. Перед тем как мозг полностью отключился от окружающей действительности, я расслышал слова человека, одетого в гражданское, по-видимому, это был какой-то нарком.

– Товарищ Сталин, мы всё, что можно, делаем для улучшения качества танков. Но всё дело в нужных сплавах. Материаловеды бьются над этим вопросом день и ночь, и уже появились результаты. Я думаю, не пройдёт и нескольких месяцев, как качество трансмиссии, да и двигателей, резко повысится.

После этих последних фраз, которые я осмысленно воспринял, сознание погрузилось в аморфное состояние. Пришёл в себя только, когда совещание уже подходило к концу. Когда всё закончилось, я глянул на то место, где сидел товарищ Сталин, но там его уже не было. Он как-то тихо и незаметно удалился. Может, и никто не заметил, когда и как Сталин покинул этот зал.

Я ощутил некоторое разочарование. Почему-то мне казалось, что после совещания товарищ Сталин меня подзовёт и более подробно захочет узнать о моих предположениях. Но у великих людей свои желания и мысли, и не мне, мелкой сошке, вмешиваться в это дело. Я сделал всё, что мог, чтобы предупредить руководство страны. И теперь мне остаётся только надеяться, что усилия не пропали даром, что будут предприняты какие-нибудь превентивные действия, чтобы остановить коричневую чуму. А я что? Я солдат, и моё дело с честью выполнить свой долг.