— Кат-ши — это я, — благодушно протянул котейка и теперь уже персиковым, бархатистым носом стал тыкаться в мой кулак. — А это у тебя мур-рыбка?

— Мур-рыбка, — согласилась я, разжимая руку. — Нравится?

— Му-у-урр, — дух ветра завалился мне на коленки, перевернулся на спинку и стал лениво-расслабленно потягиваться то туда, то сюда, изредка ударяя по ладони какой-нибудь из своих конечностей.

Обескураженная, я предложила:

— Э-э. Давай я оставлю рыбку тебе, а ты выпустишь меня к друзьям? Целиком, а не только кишки, скажем?

Не успел котик ответить, как вокруг наросли какие-то вопли, сдавленная ругань и тихие молитвы, а потом из бурляще-крутящихся «стен» смерча в нашу тихую гавань выплюнуло поочередно всех моих спутников.

— Какой котик! — ахнула Кадия и, мгновенно выйдя из боевой стойки, с воркующим сюсюканьем бросилась на кат-ши.

Подруга всегда была неравнодушна к кошачьим.

— Кат-ши? — удивился Полынь, спешно пряча в ножны ведомственный клинок. — Ну здравствуй, дух ветра.

— Мур-р-р-р-много же вас! — недовольно сморщился кот, но я тотчас затрясла у него перед глазами вожделенной рыбкой, а Кадия почесала в каком-то таком особенном месте за ушком, что пушистик блаженно задрыгал ногой.

— Так что? — снова спросила я, когда урчание кат-ши стало до неприличия довольным. — Выпустишь нас всех в обмен на стеклянную рыбку?

Кот задумался.

— Мур-р-р-нет, — сказал он, потягиваясь, как после долгого сна. — Это не в моих мур-правилах.

— Такой масенький и такой суровый! — умилились Кадия, с удвоенной энергией щекоча пушистое пузо. Я же еле удержалась оттого, чтобы не схватить заразу за шкирку и не тряхануть как следует.

Ну не люблю я кошек! Слишком самостоятельные. Слишком самодовольные. Слишком независимые. Иногда мне кажется, что кошки — талисман мазохистов. Высшее предназначение котов — показать нам, сколь мы ничтожны. А не все, знаете ли, это любят.

С другой стороны, если б их мурлыканье отдельно от характера можно было спрятать в будильники, — думаю, это сильно помогло бы нации в борьбе с депрессией.

— У меня мур-другие правила. Я не могу просто выпустить. Я должен показать вам правильную дорогу и проводить вас. Это даже лучше, если вы не мур-поняли, — превосходительно сузил глаза кошара.

Мы с ребятами переглянулись.

— Где подвох? — спросила Кадия, на всякий случай перемещая пальцы ближе к хрупкому котовью горлышку.

— Правильную дорогу куда? — напрягся Полынь.

— Куда мур-надо! — кат-ши резким ударом выбил рыбку из моей руки и пропал.

А белые стены смерча сомкнулись, как вода, отсекая нас друг от друга.

Еще год назад Мудра была прекраснейшим из городов Лайонассы. Теперь это кладбище. Ледяная могила синего стекла, в которой навеки замерли, недвижимые, те, кто верил в себя, в науку, в вечность. Я не смог пройти сквозь городские врата. Я оплакал мой дом, глядя на проклятую землю, и развернул коня. Однажды наш народ возродится. Всё возрождается в этом мире.

Из записок Эйндика из Дома Ищущих,

Первого короля-на-чужбине, 1148 год

В начале я осознала вокруг себя тишину. Тишина была лёгкая и пустая, полная воздуха, и свежий ветер скользил в ней над водной прохладой.

— Ух ты! — сказал мальчишечий голос. — Неожиданно светло! А что ты здесь делаешь, Тинави?

Я открыла глаза и увидела, что сижу в позе лотоса в очень красивом месте.

Надо мной всё было залито солнечным светом, внизу царствовала тень. Свет и тень разделял дощатый подвесной мостик — на нём я и находилась, — растянутый между двух острых горных вершин, которые поросли пальмами, папоротниками и лианами с гроздьями ароматных соцветий. В долине текла река — пронзительно-синяя, пенная, видно, что очень тёплая.

Голос меж тем задумчиво протянул:

— Да и что я здесь делаю — тоже вопрос, если честно…

Я перевела взгляд на своего неожиданного собеседника. Рядом со мной сидел Карл в детской ипостаси, и с большим удивлением пытался распутать уже свои ноги, также связанные в стиле чьяги.

Я подозрительно сощурилась на всемогущего мальчишку:

— Меня-то сюда выкинул кат-ши. Но вот ты… Сомневаюсь, что пушистый дух ветра перемещает богов, как ему вздумается.

— Не перемещает! — Карл сумел-таки развязать конечности и облегчённо выдохнул. — Я понял. Это сон. Твой сон. В реальности я не надеваю это, — он пальцем очертил овал своего лица. — Но ты привыкла к такому облику, и мне приходится соответствовать.

Я удивленно подняла бровь:

— То есть на самом деле я разговариваю сама с собой?

— Ну… Вообще, большинство людей только и делают, что разговаривают сами с собой. Не потому что сумасшедшие, а потому фильтрация и последующая интерпретация чужих слов всегда очень, очень субъективны… Собеседнику почти не остается места в этих монологах. Но нет. Крохотная частичка моего сознания действительно тут. Я не умею дробить его по своему желанию, как это делает Рэндом, но, когда кто-то по-настоящему нуждается в моем внимании, — приходится являться. В форме сна, внутреннего голоса или, — Карл страдальчески вздохнул, — Рекламной смски. Знаешь, иногда они приходят поразительно вовремя.

Я широко улыбнулась:

— Тогда здравствуй! Я очень соскучилась по тебе, Карл.

— О, уже? — мальчишка удивленно вскинул брови, а потом, конечно же, опомнился и вежливо добавил: — И я соскучился, да!

А я поспешила себя одернуть: ишь какая! Скучает, видишь ли! Да для таких, как Карл, прошедшие восемь месяцев — лишь мгновение ока.

Я подползла к краю мостика и даже свесила ноги вниз, над обрывом — воспользовалась моментом. Ведь, раз это всего лишь сон — я вполне могу быть смелой[1].

* * *

[1] Вообще, изначально это фраза Мелисандра, и в устах саусберийца она звучит так: «Раз это всего лишь жизнь, я вполне могу быть смелым». Но где я, а где Мел…

* * *

Мост со скрипом раскачивался на ветру. В ущелье парили птицы с крупными цветными хохолками и клювами, похожими на запятые. Карл сел рядышком и стал беззаботно болтать ногами над цветущей бездной.

Мальчик полюбопытствовал:

— Зачем кат-ши устроил нашу встречу? Правильную дорогу куда ты попросила его указать?

— В том-то и дело, что я ничего не просила. Я оказалась здесь до того, как успела сформулировать запрос.

Карл разулыбался:

— Узнаю старое мурчало!.. Кат-ши раньше был котом Селесты, еще в те годы, когда мы все вместе жили в Мудре. И у сестры тогда так и не хватило характера, чтоб обучить его хорошим манерам. Он виртуозно составляет своё мнение на любой счёт, но, увы, не умеет главного — держать его при себе.