– Звучит неплохо.

– Они собираются взять всех. Даже троллей, которые участвовали в обсуждениях на форумах. – Сэм смеется с легкой горечью. – Не думаю, что тебе впредь придется особо беспокоиться насчет злобных писем по электронной почте.

Мне нравится, как это звучит.

– Так Майка не уволили?

– Майк теперь новая звезда ФБР, – отвечает Сэм, – и, как мне кажется, это ему нравится. Да, и еще одно. Наконец пришли результаты анализа тех видеозаписей: подделка, конечно. Не то чтобы ты должна была что-то нам доказывать. Любому из нас. – Он оглядывается на Кецию, на Хавьера, на детей, и я ощущаю, как из глубин моей души поднимается признательность. За минувший месяц каждый из них приходил ко мне и рассказывал, каким образом они дошли до осознания того, что ошиблись. Пожалуй, самым предсказуемым оказалось то, что моя дочь была последней.

Сэм извинился первым. Не то чтобы ему было за что просить прощения. Да, я полагаю, что дети поверили мне первыми, но нужно было, чтобы сначала в совершённой ошибке признались взрослые, дабы младшим не было так неудобно. Полагаю, этому нежеланию казаться уязвимыми они научились от меня. Надеюсь, теперь я могу научить их чему-нибудь еще.

Поднимаю голову и смотрю на Сэма. Он целует меня в лоб – быстрое касание губами, которое оставляет у меня ощущение тепла. Это приятно. И я невероятно благодарна за это.

– Спасибо.

– Пожалуйста, – отвечает он, поднимая свою бутылку. Мы чокаемся пивом. – Завтра ФБР сделает официальное публичное заявление, которое полностью очистит тебя от всех подозрений. Финал.

Чуть слышно вздыхаю. Это мелочи, учитывая все случившееся, но я рада, что теперь это улажено.

– По крайней мере, пока не возникнет очередная теория заговора, – говорю я. – Всегда найдутся люди, которые в это не поверят. Ни в какие заявления.

– Я знаю, на кого сделал бы ставки в драке между «диванными воинами» и тобой, – заявляет Сэм и делает еще глоток пива. Потом меняет тему, и я вижу, что он пытается подать это как что-то неважное: – Тут возникли некоторые сложности насчет моей хижины. Владелец хочет, чтобы я подписал новое арендное соглашение. Он собирается поднять плату.

– Ясно.

– Так что довольно скоро я могу стать бездомным. – В его голосе звучат едва заметные вопросительные и поддразнивающие нотки. Я улыбаюсь, но не поднимаю взгляд.

– Это будет грустно.

– Очень грустно.

– И полагаю, тебе понадобится новое жилье.

– Да, я тоже так думаю.

Ланни и Далия перешептываются, потом начинают хихикать.

– Ой, да просто выкладывайте всё как есть, – говорит Далия. – Мы все в курсе.

– Да, – подтверждает Коннор, переворачивая страницу. – Любому ясно.

– Ладно-ладно, хорошо. Мистер Кейд, приглашаю вас переехать сюда.

– Ты уверена?

На этот раз я смотрю на него. Взгляд у него спокойный и добрый, и я задерживаю дыхание, потому что такого взгляда прежде не видела. Сэм смотрит пристально, как будто видит меня в первый раз и заново оценивает.

– Уверена, – отвечаю я. Между нами прежде было минное поле, но теперь все эти бомбы исчезли, взорвались и осталась только добрая вспаханная земля. Хорошее место, чтобы строить и сеять.

– Ужин готов! – извещает из кухни Кеция. – Я его не готовила, так что он совершенно безопасен, даю слово.

В последние несколько недель постоянным источником шуток был неповторимый талант Кеции Клермонт портить абсолютно всё, что она пытается приготовить. Это не просто талант, это дар свыше.

– Хотя она и старалась. Сожгла несколько тостов, – дополняет Хавьер, внося и ставя на стол большую сковороду с жареной курятиной. – Давайте есть, пока Бут не добрался до нашего ужина.

При упоминании своего имени Бут перекатывается через спину и облизывается. Я глажу его по голове, и он ворчит и прикрывает глаза. Пес вполне оправился от травмы. Мы все оправились, по крайней мере немного.

– Да, накрывайте на стол, – говорю я, потом соскальзываю с теплого местечка рядом с Сэмом и надеваю куртку, шапку и перчатки. – Я просто пойду проверю почту в ящике. Сейчас вернусь.

– Будь осторожна! – в один голос высказываются все.

Сэм смотрит на меня, предлагая составить компанию.

Я качаю головой.

Улыбаясь, спускаюсь – осторожно, конечно же, – вниз по склону. Дом снова почти стал нашим. Почти чистый и новый, всё плохое и испорченное выброшено прочь. Я знаю, что это символично. Знаю, что для окончательного исцеления понадобится много времени, любви и заботы.

Но мы – семья. Мы сделаем это.

Открываю почтовый ящик. Он набит до отказа, и я останавливаюсь рядом с урной в конце подъездной дорожки и избавляюсь от рекламных проспектов и рассылок, пока у меня в руках не остается небольшая стопка квитанций и письмо. Смотрю на конверт и замираю. На несколько секунд даже перестаю дышать. Если б могла остановить свое сердце, я сделала бы это.

Почерк Мэлвина. Я смотрю на штемпель, оттиснутый на марке.

Кто-то отправил это письмо после его смерти. Может быть, кто-то из «Авессалома» решил нанести этот последний, подлый удар из темноты.

Смотрю на свое имя, выведенное аккуратными, ровными буквами, и вспоминаю то безумие, которое охватило его, когда он убивал Энни. Я не смогу забыть это. Никогда.

Не знаю, что написал мне Мэлвин и зачем ему это понадобилось. С минуту я раздумываю над этим, потом кладу квитанции в карман куртки и спускаюсь ниже по склону, перехожу через дорогу и выхожу на берег озера Стиллхауз.

Вода недвижна, на ее поверхности застыла мелкая рябь, словно на плохо отлитом стекле. Я окидываю взглядом берег и нахожу подходящий камень размером с грейпфрут. Держа письма Мэлвина в заживающей левой руке, правой кидаю камень. Он легко пробивает тонкий лед, обнажая темную стылую воду.

Беру другой камень, поменьше, и начинаю шарить в карманах. Квитанции перехвачены резинкой. Я прикрепляю ею письмо Мэлвина к камню. А потом кидаю письмо с грузом в воду. Секунду еще вижу под стылой поверхностью белый отсвет бумаги и воображаю, как начинают расплываться чернила. Через несколько часов они полностью растворятся в воде и все, что написал Мэлвин, исчезнет без следа, а потом бумага расползется в мелкие белые клочья, в целлюлозную взвесь.

– Мама? – зовет меня от дома Коннор. Я поворачиваюсь и машу ему рукой. – Мама?

– Иду! – откликаюсь я.

Никто никогда не узнает, что хотел сказать Мэлвин в этом письме.

И, может быть, если он горит в аду, это будет для него больнее всего.

Я подбираю музыку для каждой книги, которую пишу, дабы эта музыка помогала мне задать верный тон и темп повествования. Поскольку эти произведения вдохновляли меня, думаю, вам захочется услышать музыку, которая сопровождала Гвен в путешествии через этот роман.