В городе не оказалось не только ворот, но и префектуры. Расположились в доме эдила, где на большом круглом столе с гнутыми ножками нас уже ждала куча восковых табличек. Постарались добрые граждане — все перечислили, ничего не упустили. Беда на беде, читать страшно.

...Пять коров пропало, да одну зарезали, и двадцать овец пропало, и три десятка кур, и сарай за городом сожгли, и три дома обокрали, причем из двух все дочиста вынесли, а у стражников мечи забрали, после чего самих стражников искать пришлось. Рабов же недосчитались тридцать ровным счетом: мужчин девятнадцать, женщин пять, детей обоего пола шестерых. А еще злодейски обесчещена девица Корнелия двадцати лет.

Остальные таблички даже смотреть не стала, и так все ясно. Непуганые они, в этом городе. Среди гор живут, без близких соседей. Новости сюда хорошо если раз в два месяца приходят. О Спартаке да о войне нашей если и слыхали, то краем уха.

— Повезло дуракам! — подвел итог легат Аякс Палус Третий. — Пять коров, двадцать овец и одна девица, понимаешь. Кур три десятка! Это же сулланцы, ветераны римские, им на кресте самое место. Наших тут не было, только застава завернула, значит, свои же, местные, постарались. Рабы беглые, не иначе. И правильно, мало только. Они, дураки, чего не понимают? Мы же спартаковцы, мы их убивать должны — всех, до кого дотянемся. Нашли кому жаловаться!

— С одноногого начнешь, одноглазый? — вздохнула я. — Все-таки не бежал толстяк, не спрятался, не струсил — город охраняет. Пять коров не в счет, конечно. Только не для тех, у кого корова последняя. А что чувствует обесчещенная девица, я тебе, Аякс, когда-нибудь расскажу — если очень захочешь.

Снова лай за окном. И снова гонятся. На этот раз — курица за собакой. Курица рябая, черные перья на крыльях, гребешок бурый, встопорщенный...

— Это же римляне, Папия! Римляне!

— Римляне, — согласилась я. — А мы власть. Понимаешь, Аякс? Мы теперь — власть. Мы должны или перебить этих стариков — или их защищать. Ты прав, дураки они, им бы в лесах прятаться, а не легата спартаковского звать. А может, и не такие дураки. Подсчитай, сколько раз тут власть менялась! Сначала Рим, потом италики, затем снова Рим, Сулла, Марий, вновь Сулла. Но жить-то надо! Знаешь, я поняла, зачем Спартак нас сюда направил. Представь, что это и есть Италия.

Подошла к столу, положила ладонь на гору табличек.

— Наша Италия, Аякс. Мы ее освободили, а что дальше? Уничтожим Рим, но всех римлян на крестах не развесишь. Они останутся — и будут требовать порядка, требовать защиты. Слышал, что нам эдил говорил? Если коров забираешь для войска — расписку давай, если рабов освобождаешь — издавай эдикт...

— Насчет девицы — тоже эдикт издавать? — хмыкнул одноглазый. — Какой эдикт, Папия? Те рабы, что к нам бегут, и так свободны. И мы с тобой свободны.

— А остальные?

Антифон

Мы все ждали, что Спартак и Крикс объявят рабов свободными. Всех — или хотя бы тех, кто родом из Италии. Не объявили. Крикс хотел сделать это после восстановления нашего государства — не успел. Спартак... Как-то я спросила его об этом. «Свободу не дарят, ее завоевывают», — ответил вождь. Тогда мне его ответ даже понравился, теперь же... Не знаю. Завоевывают — ясно, но как быть с женщинами, с детьми, с теми, кто в цепях, кто за решеткой эргастула?

«Правда, что Спартак обещает освободить всех рабов?» — спросил когда-то Прим.

Ганник однажды сказал, что мы не спешим освобождать рабов, дабы не ссориться с нашими друзьями в Риме, чтобы было, о чем торговаться с Серторием. Он зол и несправедлив, Гай Ганник, но сейчас я все чаще вспоминаю его слова.

* * *

— Узнал, госпожа, Папия, чего же не узнать-то? Рупес — город это, Скалистый, значит. А те, что за перевалом, дразнятся, Рюпесом его величают.

— Грубияном?! Не может быть! Рупес-Рюпес, Скалистый Грубиян, город, где даже про Ганнибала ничего не знали? Выходит, мы с тобой в самом Рюпесе порядок наводили! Что же получается, Аякс? Про Ганнибала они не знали, про Рим не слыхали. А теперь и к ним война добралась. Выходит, даже здесь не отсидишься?

* * *

«Государство Италия. Год консульства Крикса. В добрый час!

Эдикт Аякса Палуса Терция, легата Спартака. Известно стало, что добрые граждане города Рупеса нуждаются в защите и охране. А посему повелеваю курульному эдилу Квинкцию Вару Херее набрать должное количество стражников из числа вышепоименованных добрых граждан и обеспечить неуклонное соблюдение порядка и законности в городе и его округе.

Ему же повелеваю в двухдневный срок собрать взносы со всех состоятельных граждан и выдать потерпевшим компенсацию за потерянное имущество.

Владельцам бежавших рабов объявить, что претензии будут приниматься только по окончании войны в установленном законом порядке.

Девицу Корнелию успокоить и выдать замуж в тот же срок, обеспечив приданым из суммы упомянутого взноса.

За невыполнение данного эдикта виновные будут наказаны по всей строгости закона».

«Всем спартаковцам.

Оставляем письмо в городе — на крайний случай. Парни! Не трогайте этих старых дураков! Они не вредные.

Аякс. Папия Муцила».

Антифон

— А притча такая, моя обезьянка. Даже не притча — история из давних времен. Случилось так, что невзлюбил Мой Отец некий город за грехи обитателей его и сказал: вопль о них велик, и грех их тяжел весьма. Сойду и посмотрю, точно ли они поступают так, каков вопль на них, восходящий ко Мне, узнаю. Узнав же, что правда, поступлю по Закону. Сошел Он и посмотрел, и увидел, что все сказанное — правда. Проведав же, что справедлив вопль о грехах города, пролил Он на этот город дождем серу и огонь с неба и ниспроверг город, и всю окрестность его, и всех жителей городов его, и все произрастания земли.

— Как же так, Учитель? — поразилась я. — Целый город? Женщин, стариков, детей — даже неродившихся? И это Закон? Пусть они хоть трижды грешники, нельзя же так! Сказал Ты как-то, что среди людей не может быть много праведников, что бремя Закона порой неподъемно...

— Угу! — хмыкнул Он. — Ты заговорила прямо как Мой брат, Папия Муцила. Женщины, дети... А если бы этот город назывался Рим?

* * *

Иногда начинаешь верить в Судьбу. В ту самую, которой греки боятся, о которой трагедии скучные пишут. И в самом деле! Самой глухой дорогой поехали, в объезд, толко чтобы с римскими заставами лишний раз не сталкиваться. Лес, песок желтый под ногами, за день хорошо, если одну повозку встретишь...

Мы спешили в Рим. Казин позади, впереди Латинская дорога, мы уже в самом Лациуме, осталось совсем немного. Только бы не задержали, не стали бы расспрашивать, кто да откуда, да по надобности какой.

И вот, пожалуйста!

— Турма-а-а! Ряды ровне-е-е, с шага-а-а не сбиваться, бодро, весело, хорошо-о-о-о!