нём не напрягает, как-то он это умеет сглаживать. Или молодой просто, и спеси в нём пока нет, какая у многих на-райе вырабатывается. Лайм тоже не спесив, но он, похоже, очень старый, да? — Дон утвердительно повозил носом по её макушке. — Во-от, я ж чувствую! Есть в нём старомодность какая-то, и вежливость прямо до церемонности, и мне сразу неуютно так… Я-то тварь невоспитанная, почти беспризорник, знания нам в голову запихивали, а с воспитанием в Универе плоховато. Может, конечно, это у него только со мной так срабатывает, а с тобой он другой, но я уж лучше издали, на цыпочках. Не умею я так, как ты. Вот ты всем подходишь. И мне, и Лайму. И Мастер Корнэл твой такой же.

— Зато мне не все подходят, — тихо засмеялся Дон. — А Мастер Корнэл дипломат, ему положено всем подходить. И кое в чём ты не права. У тебя ведь был курс психологии в Универе? Я там не учился, но учебник прочитал. Вспомни: «всё, что делается личностью — делается для себя, иные соображения — обман или самообман. Личность самоценна и не может оправдывать свои действия или существование благом другой личности». Там дальше про исключения, про родителей и детей, но не суть. Я сначала возмутился и долго думал, даже наизусть выучил, потом понял. Это правда, Лиса, так и есть.

— Я помню, — вздохнула Лиса. — Самое смешное, что я почти то же самое когда-то говорила Квали. А вот к себе применить не получается. И… хорошо, для себя. А вот тебе — для себя — зачем тебе я? Теперь? Знаешь, я ведь всерьёз гадала, как у нас с тобой теперь будет. Я-то знаю, что я не подарок, это вампирам со мной забавно, а людям со мной тяжело, я знаю. Нет, ты не подумай, я не «ищу оправдания своему существованию», а, вот, как ты говоришь — интересу ради. Ты больше не ле Скайн — почему именно я?

Дон вдруг быстро и неуловимо развернул Лису, как в гамак опрокинул. Осторожно коснулся губ.

— Ты хочешь признания в любви? — улыбнулся он. Глаза его смеялись, но голос звучал серьёзно. А ведь это первый раз за всё время, когда он смотрит мне глаза в глаза, а не занавешивается своими шикарными ресницами, поняла вдруг Лиса. И глаза опять нечеловеческие. Странно, почему вокруг меня так мало людей? Рогана человеком не назовёшь, он маг, этим всё сказано. Да и сама уже не… А Дон, не дожидаясь ответа, задал новый вопрос: — А ты поверишь? Без Видения? — и Лиса виновато отвела взгляд. Дон засмеялся, чмокнул её в нос, будто знак восклицательный поставил. — Не торопись, это придёт. И верить, и доверять научишься, пусть не сразу, но уж времени-то теперь достаточно. Вот тогда и будут всякие признания, и без вопросов, обещаю. А пока позволь напомнить: ты моя жена. И пусть Ри что угодно говорит про снятие клятв при обороте — Утверждения нашего брака никто не отменял! Утверждению-то ты веришь? Ты — моя, а живой я, оказывается — очень жадный. Ага, сам не ожидал. Прямо собственник! Нет, играть можешь, с кем хочешь, но насовсем не отпущу! Вот такая метаморфоза, учти на будущее! Сбежать даже не пытайся: догоню и покусаю, р-р-р! — осторожно прикусил он её ухо. Лиса ойкнула и покраснела. И подосадовала: дурацкое свойство, уж сколько лет замужем, а краснеет каждый раз, как девчонка! Поймала довольный взгляд Дона и ещё сильней покраснела, хотя, казалось — уж дальше некуда. Очень уж откровенный у него взгляд. И обещающий. Сразу такое вспоминается… А он ещё и смеётся, зараза такая! — Нет, ты не смущайся, а то горчить будешь. А то, что ты вкусная, всё ещё имеет силу. Сейчас объясню, — улыбнулся он на явное недоумение Лисы. — Ты помнишь, мы собираем энергию, которая иначе выплёскивается в никуда, люди не могут ею пользоваться, помнишь? Драконы так тоже умеют, но немного иначе. Это был мой самый первый вопрос, Ри мне довольно подробно объяснил. Драконы энергией обмениваются, при этом она растёт у обоих. Не знаю, как я тебе понравлюсь в этом плане, сам себя не попробуешь, но давай рискнём? По крайней мере, энергия у меня теперь своя, не заёмная. А тебе скоро магии учиться, запас лишним тоже не будет. Да? Иди сюда…

И они попробовали.

Они… плыли… их путь ветра ночные звёздами кропили, вставал туман над скошенной травою у ручья, под первым снегом яблоки, упав с ветвей, алели, пробился крокус сквозь прозрачный талый лёд, сгорала палая листва в костре весеннем, сладость дыма полынной горечью оставив на губах, и тихий поцелуй, касанье — как дыханье, опять заставил выгнуться оба тела в блаженной истоме последней тягучей судороги. Канули в небытие века и тысячелетия, пока Мир возвращался на место.

— Ох, До-он…

— Ш-ш-ш, спи, зверёк мой свирепый. Всё будет хорошо, спи…

— Привет. Ну, как ты?

— Неопределённо. Начинаю подозревать себя в прискорбной склонности к чудовищным извращениям. Сам себя каждый день насилую самыми изощрёнными способами: бегаю, прыгаю на скакалке, бой с тенью, бой с твоей дочкой — и мне это даже нравится, хотя болит всё. И кошмарно много ем. Дон, твоя жена — святая! Я каждый день сжираю по кастрюле котлет, вот такой, но она до сих пор меня не убила!

— А может, ты ей нравишься? — проказливо подмигнул Дон.

— Дон, я понимаю шутки, но так — не надо, ладно? Невероятная женщина, но — не моё. И не потому, что твоя жена, не надейся.

— Наглец! — демонстративно возмутился грозный муж.

— Реалист, — не принял игру Лайм. — И не жалуйся, сам научил. Но она реалист ещё больший, она меня просто съест. Так что я уж лучше издали.

Надо же, какие вы у меня одинаковые, подумал Дон, или это я такой? Сказывается воспитание Льи? Окончательный-то выбор был за мной, вот я вас таких и выбрал… Но сказал другое:

— Ты мудр, друг мой! Гораздо мудрее древнего дракона. У него фантазии на её счёт ещё остались, представляешь?

— Ну-у, я же его практически не знаю, ничего не могу сказать.

— Зато я уже могу. Лопух он, хоть и древний. А может, потому и лопух, что древний. Слепой, как крот. Вэйт страдает — смотреть больно, прямо хоть сам утешай. Несчастное древнее дитя.

— Ой, забей, а? В чужие отношения влезать — свои портить, будто сам не