Беатриса посмотрела на нее с удивлением. До этого момента она считала Констанс непроходимой дурочкой.

«Дядюшка Джордж, скажите на милость! Этот олух давным-давно приказал долго жить, будучи застрелен на дуэли новым возлюбленным своей молодой любовницы!» — Маркиз усмехнулся, тактично прикрыв рот ладонью

Хок просто вежливо улыбнулся, а Фрэнсис, находившаяся в счастливом неведении, предложила гостье чай.

Все же Беатрисе не хотелось так легко отказываться от своего хитроумного плана, и она перенесла все внимание на хозяйку дома.

— Знаете, Фрэнсис, Филип и Конни были знакомы, знакомы давно и близко. Не правда ли, Филип?

— Восемь месяцев — не такой уж долгий срок, — заметил Хок.

— Но ведь ты был близким — очень близким! — другом Конни.

— Не более близким, чем я, — вставил Эдмонд, прерывая дальнейшие бестактности. — Расскажите лучше, что новенького в Лондоне, Констанс.

— О, вы и представить себе не можете! — с жаром начала та. — Лорд Меллори и леди Лоутон делают из себя настоящее посмешище! Разумеется, виноваты не они, а леди Мел-лори, которая позволяет себе в открытую скандалить с мужем.

Хок заставил себя расслабиться, зная, что этот фонтан иссякнет тогда, когда язык Констанс перестанет шевелиться от усталости. Фрэнсис, которой ни одно из названных имен ни о чем не говорило, позволила своим мыслям свободно блуждать от воспоминания к воспоминанию. В какой-то момент она заметила, что свекор иронически ей подмигивает, и едва заметно пожала плечами.

К ужину Беатриса наконец отказалась от своих далеко идущих планов, утешая себя тем, что она все-таки сделала попытку.

Фрэнсис переодевалась к ужину, когда во внутреннюю дверь постучали. Она слегка нахмурилась, спрашивая себя, что может быть нужно мужу в это время.

— Ты все хорошеешь, дорогая, — искренне сказал Хок. — Можете идти, Агнес.

— Что это? — полюбопытствовала Фрэнсис, заметив в зеркале, что муж держит длинный и узкий бархатный футляр.

Хок молча открыл его и вытянул колье с великолепными сапфирами, сверкнувшее зелеными искрами в свете свечи.

— Оно пойдет к цвету твоих глаз.

— Но у меня серые глаза!

— Да? Хм… не шевелись.

Теплые кончики пальцев коснулись шеи, и Фрэнсис тотчас испытала это нелепое, глупое волнение, стремительно зародившееся внутри. Оно не только не исчезло за время, которое они были в постели врозь, но даже как будто усилилось. Это что-то извращенное, подумала она виновато, какое-то постыдное отклонение…

— Ну, что ты об этом думаешь? — спросил Хок, отступая. Колье лежало на груди, как поблескивающая змейка.

— Оно прекрасно! Почему ты хочешь, чтобы я носила его?

— Потому что отныне оно твое. Когда-то оно принадлежало моей матери, а еще раньше — бабушке. Может быть, оно выглядит старомодным… в таком случае сменим оправу камней.

— Нет-нет, мне так больше нравится. Спасибо, Хок! — Фрэнсис поднялась из-за туалетного столика и озадаченно посмотрела мужу в лицо. — Все-таки почему?

— Почему что?

— Почему ты даришь его мне?

— Сапфир, согласно древнему поверью, смягчает ревнивое сердце. Надеюсь, мой щедрый дар заставит всю твою ревность претвориться в любовь.

— Так ты даришь мне сапфировое колье, чтобы успокоить ревность, которую я могу почувствовать к Констанс? Щедрый выкуп, ничего не скажешь! Выходит, Беатриса была права, когда сказала, что ты был близок с нашей гостьей.

— Не настолько близок, глупышка. Что касается Беатрисы, она поставила Констанс в неловкое положение, вытащив ее сюда. Будь великодушна к этой лондонской пустышке, и вскоре мы сможем благополучно препроводить ее к дядюшке Джорджу, если таковой существует.

— Неужели Беатриса считает, что ты способен развестись со мной?

— Я уверен, ничего настолько радикального у нее и в мыслях не было. Скорее всего она думала, что приезд Констанс даст мне понять, чего я лишился, и заставит последовать за ней в Лондон.

— Скорее бы Беатриса уезжала… — вздохнула Фрэнсис. — Но я не ревную, и не надейся!

— Ни на маковое зерно?

— Флиртуйте с кем хотите, милорд, я тоже найду, с кем развеять скуку!

— Бедняга Маркус! Этот достойнейший молодой человек обречен. Придется ему одной рукой обнимать мисс Мелчер, а другой — тебя.

Фрэнсис вспыхнула, понимая, что ее стрела не попала в цель.

— Лучше поцелуй меня, дорогая, прежде чем мы спустимся в столовую. — Хок притянул ее к себе и поцеловал не столько со страстью, сколько с нежностью. — Как долго, как долго!.. придется ждать завтрашней ночи, я правильно понимаю?

— Ты считаешь дни? — спросила Фрэнсис, против воли улыбаясь.

— Конечно, считаю! — подтвердил он со вздохом.

— Брак — странная штука, — заметила она с некоторым удивлением. — Человек начинает придавать значение вещам, которые раньше полагал вполне естественными.

— Значит ли это, что ты тоже считаешь дни?

— Не только не считаю, — призналась она, — но постепенно начинаю думать, что все то, что мы… что удовольствие, которое я испытывала, мне просто померещилось.

— Померещилось? Какое жуткое предположение! У меня даже мурашки забегали по спине. Мне что же, придется начинать все сначала?

Фрэнсис молча зарылась лицом в выемку его плеча.

Моя постель без тебя кажется неприятно пустой, — вздохнул Хок, отстранил жену и одобрительно улыбнулся, держа ее за плечи. — Ты очень красива, Фрэнсис.

«Ты тоже очень красив, но я не скажу тебе этого», — думала она со счастливым упрямством, спускаясь рядом с мужем вниз по лестнице.

В каждом стаде есть паршивая овца.

Пословица XVI века

Амалия долго и внимательно разглядывала карты, разложенные перед ней на постели.

— Moi, je le savais, — сказала она вслух, обращаясь к своей уютной спальне. — Я знала, что так случится, знала давно.

Амалия не призналась бы никому из знакомых джентльменов, что увлекается философией и оккультными науками, но порой это помогало предвидеть будущее. Вот и на этот раз у нее зародилось и постепенно окрепло некое предчувствие. Она решила погадать на картах, заранее зная результат.

Она поспешно собрала карты, перемешала их и положила колоду на столик у кровати.

— II faut penser, maintenant, — прошептала она, поудобнее пристраивая под головой подушку. — Да-да, надо хорошенько все обдумать! Ведь никаких доказательств нет…

Прошло уже две недели после получения письма от графа Ротрмора. Из него Амалия уяснила, что Хок выбрал себе роль верного мужа и собирается счастливо ей следовать. Чтобы смягчить удар, он послал Амалии двести фунтов и заверения в том, что аренда дома продлена до конца следующего квартала. Подобное великодушие не помешало ей скучать по Хоку. Однако пора было готовиться к отъезду в Гренобль, к Роберту Гравиньи, и предстоящей семейной жизни. Проблема состояла в том, что 344 Амалия считала свое приданое недостаточным.