Фрэнсис в шутку отсалютовала тренеру и направила Тамерлана к выходу со двора. Помахав мужу, прислонившемуся к ограде ближайшего выгона, она легонько подстегнула лошадь и вскоре оказалась в полях. Тамерлан откликнулся на ее довольный смех нетерпеливым фырканьем и натянул поводья.

— Готов лететь как птица? — Фрэнсис потрепала лошадь по гибкой лоснящейся шее. — Ладно уж, лягаться мы поучимся позже, а теперь — вперед!

Дерзкая шляпка была как следует прикреплена к прическе, но стоило Тамерлану устремиться вперед, как ветер набросился на нее, стараясь сорвать и унести. Фрэнсис охотно поддалась сумасшедшему возбуждению — неотъемлемой детали скачки. Вспомнив шутливый совет Белвиса, она несколько раз обернулась, рыча на воображаемого врага и нахлестывая по воздуху хлыстом. Это нимало не мешало Тамерлану четко держаться намеченного курса.

На всей пятимильной дистанции было только одно препятствие, которое требовалось преодолевать прыжком: трехфутовая изгородь, служившая границей между землями Десборо и Буршье. Джон недавно предложил разобрать ограду и пустить на что-нибудь более полезное, но пока у него не дошли до этого руки. Фрэнсис надеялась, что препятствие еще постоит, так как обожала прыгать через него. Вот и теперь она с готовностью пригнулась к самой шее Тамерлана.

Жеребец взметнулся над изгородью… и в эту долю секунды Фрэнсис увидела ржавую борону, лежащую зубьями кверху как раз в том самом месте, где должен был приземлиться Тамерлан. Конечно, она ничего не успела бы придумать, но инстинкт сработал мгновенно. Стременами, давлением бедер, всем своим телом она постаралась заставить жеребца растянуть прыжок…

Она почти добилась этого. Тамерлан, казалось, завис в воздухе, но когда коснулся земли, издал пронзительный крик боли. Все его мышцы конвульсивно сократились, и Фрэнсис почувствовала, что летит через голову жеребца.

Она с силой ударилась о землю и потеряла сознание. Как только обморок миновал, она приподнялась

На руках. Взгляд ее наткнулся на ужасную рваную рану на задней левой ноге Тамерлана. Жеребец стоял, свесив голову и дрожа всем телом. Фрэнсис поежилась при мысли о том, какую боль он должен испытывать.

Это придало ей сил. Она вскочила и бросилась бежать по направлению к Конюшням. Ей удалось срезать дорогу примерно на полмили, но от быстрого бега в боку скоро началась сильная резь. Когда Фрэнсис ворвалась во двор конюшни, она едва могла дышать.

Первым ее увидел Хок:

— Фрэнсис! Господи, что случилось?

— Тамер… Тамерлан… изгородь… кто-то положил… положил борону!.. Он ранен, Хок… серьезно ранен!

— Но что с тобой?

— Все хорошо, все прекрасно! Поторопись же, Хок! Собирая в котомку мази, обезболивающие отвары трав и перевязочный материал, Фрэнсис краем уха слышала беготню и крики, слышала, как Белвис посылает конюхов за передвижным стойлом.

Хок не сделал попытки воспрепятствовать ее возвращению на место происшествия. Он подхватил ее на спину Эбонита и молча дал коню шпоры.

Тамерлан так и стоял там, где Фрэнсис оставила его, касаясь своей гордой головой высокой травы. Хок увидел рану, и горло его захлестнули гнев и жалость.

— Я не позволю его пристрелить! — заявила Фрэнсис тоном, не терпящим возражений.

Она дала Тамерлану настойку опия, нашептывая ему что-то утешительное. Хок и Белвис в это время склонились над бороной, разглядывая окровавленный крайний зубец. Кровь уже запеклась и на вид мало отличалась от обильной ржавчины.

— Кому могла прийти в голову такая подлая штука? — подумал Белвис вслух, уныло качая головой. — Кому, ради всего святого?!

— В последнее время Фрэнсис каждый день проезжает здесь.

Тамерлан дико всхрапнул, и оба поспешно повернулись. Лошадь, однако, уже успокоилась. Фрэнсис склонилась над раненой ногой, безразличная к окружающему. Она выглядела ужасно: шляпка болталась сзади на единственной заколке, амазонка была вся в земле и зеленых пятнах, волосы сбились.

Она тщательно вычистила рану, обильно нанесла мазь и туго перевязала ногу.

— Все в порядке, — объявила она с глубоким облегченным вздохом. — Можно забирать его на конюшню.

Пока конюхи помогали лошади взобраться в повозку, а Белвис усаживался на сиденье кучера, Фрэнсис стояла над своими снадобьями, разложенными в траве, время от времени повторяя: «Он поправится, поправится».

— Можно возвращаться, Фрэнсис, — сказал Хок.

Она послушно протянула руку за котомкой — и вдруг мешком опустилась на траву. Вся кровь отхлынула у нее от лица, оставив его мертвенно-белым.

— Фрэнсис!

— Плечо… — прошептала она, еле шевеля губами. — Как больно, Хок, как больно!..

— Дай мне посмотреть, что с ним.

На войне ему приходилось видеть всякое, и не всегда сила боли говорила о серьезности травмы. Он видел, что Фрэнсис едва сдерживается, чтобы не застонать в голос, и меньше всего хотел, чтобы она мучилась до прибытия доктора.

— Сейчас я помогу тебе снять жакет амазонки… Однако это было легче сказать, чем сделать. При первом же прикосновении к плечу боль вгрызлась в сустав, словно зубья пилы. Фрэнсис надеялась, что снова потеряет сознание, даже молилась, чтобы это случилось.

Наконец жакет удалось снять. Наступила очередь блузки. К несчастью, та застегивалась на длинный ряд пуговок, обтянутых атласом. Требовалось несколько секунд, чтобы расстегнуть каждую из них. Фрэнсис не выдержала и застонала. Звук был душераздирающий. У Хока похолодели руки. Чтобы избавить жену от мучений, он разорвал блузку пополам.

То, что он увидел, наполнило его облегчением. Плечо было странным образом вывернуто и, без сомнения, вывихнуто и растянуто, но не сломано.

— Есть два пути, Фрэнсис. Я могу вправить тебе сустав. Будет чертовски больно, но всего несколько мгновений, а

Потом боль быстро утихнет. Или же я могу отвезти тебя домой и послать лакея за доктором…

— Вправляй! — простонала она, скрипя зубами

Хок сглотнул горькую слюну. Ему не раз приходилось вправлять суставы, но пациентами были солдаты. Она, его жена, выглядела по сравнению с ними такой хрупкой! Ее плоть была белой, нежной и уязвимой. Новый стон Фрэнсис положил конец его колебаниям. Он взялся руками за плечо и с проклятием заставил сустав встать на положенное место. Фрэнсис не только не закричала, но вообще не издала ни звука.

— Вот так, — выдохнул Хок. — Все в порядке, Фрэнсис. Вместо ответа она выскользнула из разжатых рук и опустилась на траву: ей наконец-то было даровано забвение.

— Я горжусь тобой, любовь моя, — прошептал Хок, приподнимая ей голову, чтобы подложить свернутый жакет.

Прошло немного времени. Фрэнсис открыла глаза и встретила встревоженный взгляд мужа.

— Все позади, дорогая, — сказал тот, поглаживая ее по щеке. — Теперь тебе станет лучше.