Шевченко в морге было произведено только 3 марта 1998 года, а похоронен он был 7 марта, после отпевания в церкви Потапова.

На всякий случай мы также осмотрели второй участок, на котором находились захоронения от другой православной церкви. Однако там вообще не было деревянных крестов. Интересно, что на кладбище на меня сел богомол. Эд Вержбовский сказал, что это к счастью.

Моя сестра Анна решила предпринять все возможные усилия с целью перезахоронения отца с участка церкви, которая, вольно или невольно, ускорила его смерть и привела к разорению. Тем более, что Шевченко в своем завещании выразил пожелание, чтобы его положили рядом со второй женой американкой Элейн на участке, который находится на знаменитом Арлингтонском кладбище в Вашингтоне. Там было специально куплено отцом два места. Моя сестра при мне звонила на это кладбище, и там подтвердили, что одно место до сих пор принадлежит А.Н. Шевченко.

В понедельник я позвонил В. Потапову, который вернулся из Сербии, и попросил его дать интервью российскому телевидению в связи со съемками фильма об отце. Я обратил внимание, что его голос был несколько настороженным и он явно не ожидал моего приезда в Вашингтон. Потапов ответил, что у него гости и он может принять нас только во вторник после шести часов вечера. Когда я сказал Потапову, что был на могиле отца, то священник ответил, что он давно сделал заказ на изготовление надписи на кресте, но ее до сих пор не выполнили. Это по прошествии пяти с половиной лет!

Перезвонив Потапову на следующий день, я повторил свою просьбу. Однако он гневно сказал мне следующее: «Я не буду встречаться ни с вами, ни с представителями российского телевидения, так как вы опорочили нашу церковь в своей статье в газете «Совершенно секретно»… Вы написали, что я до сих пор езжу на машине вашего отца». Странно, что Потапов за один день узнал о статье, которая вышла полгода назад. Значит, перед нашей встречей он наводил справки обо мне. Правда, его информаторы были не совсем точны. Как известно, подарок был сделан еще в 1992 году за то, что жена Потапова Маша фактически положила отцу в постель Наташу. Я и предполагать не мог, что Потапов — человек не бедный, по прошествии одиннадцати лет «до сих пор ездит на подаренной моим отцом машине». «О подарке рассказывал мне отец», — сообщил я священнику. В ответ — молчание. Правда, Потапов признал, что отец делал пожертвования в пользу церкви. Еще бы отрицать и это, ибо у моей сестры случайно сохранилось несколько счетов, подписанных отцом в пользу жены священника Маши, на сумму около 10 тысяч долларов США!

После отъезда съемочной группы из Вашингтона я проживал несколько дней у сестры. Мы практически с утра до вечера разговаривали об отце и о том, почему он умер так рано. Сестра нашла у отца видеокассеты об основах гипноза, принадлежащие Наташе. Для чего они ей были нужны, можно было догадаться. В последние месяцы своей жизни у отца, ввиду его болезни, совершенно отсутствовала воля, и он почти до самой смерти рассчитывал, что к нему вернется безумно любимая им молодая жена. Мы попытались узнать адрес Натальи Шевченко в американской адресной книге. Нашли только одну Н. Шевченко, проживавшую в собственном доме в престижном районе. Старший сын сестры Дима позвонил ей и спросил: «Это Наташа?» Она ответила, что да. Однако, когда я перезвонил еще раз, она сказала, что ее зовут Нина!

Сестра пригласила меня в гости на грандиозный день рождения к жене одного нового русского, которая проживала с дочерью в роскошном доме стоимостью более 2 миллионов долларов, находящемся недалеко от Вашингтона. Там, в частности, случайно присутствовала прихожанка церкви Потапова, приехавшая на постоянное место жительства из России в США. Она была с мужем-американцем, благородным старичком лет семидесяти пяти, который был старше своей избранницы, как минимум, лет на двадцать пять. Таким образом, видимо, сердобольная матушка Мария и ее муж продолжают и поныне свою «благородную» сватовскую деятельность.

Итак, от моего отца, сделавшего так много для американского государства, остались в США лишь простой безымянный деревянный крест и заброшенная могила. А ведь он был самым крупным перебежчиком XX века.

Заключение

ВОЗМОЖНЫЕ ПРИЧИНЫ ПОСТУПКА ОТЦА

В своей книге «Разрыв с Москвой» (1985), переведенной на многие языки мира, отец пишет, что, приобщившись к номенклатуре в 1973 году, он возненавидел режим, который действовал не в интересах народа, а лишь узкой группы партийной и иной элиты. Он отмечал, что два события оказали решающее влияние на его решение остаться на Западе, и, как ни странно, это были продвижения по службе — назначение в 1970 году личным советником Громыко, а затем — заместителем Генерального секретаря ООН. Работая в ООН, он наконец понял, что сила, которой поклонялись кремлевские вожди, — их собственная власть, позволяющая удовлетворять любые потребности и стремления. Они были безграничны — от приобретения иностранных автомобилей до заглатывания целых наций за пределами советского блока. «Стремиться к новым благам становилось скучно. Надеяться, что, поднявшись еще выше, я смогу сделать что-нибудь полезное, было бессмысленно. А перспектива жить внутренним диссидентом, внешне сохраняя все признаки послушного бюрократа, была ужасна. В будущем меня ожидала борьба с прочими членами элиты за большой кусок пирога, постоянная слежка КГБ и беспрестанная партийная возня. Приблизившись к вершине успеха и влияния, я обнаружил там пустыню». Отец подчеркивал: «Я стал частью того слоя общества, члены которого делают вид, будто борются против того, чего на самом деле добиваются. Они критикуют буржуазный образ жизни, а сами только о нем и мечтают; они осуждают потребительское общество как проявление обывательской психологии и следствие тлетворного влияния Запада, а сами больше всего на свете ценят товары и блага Запада. Я тоже не устоял. Разница между тем, что говорилось, и тем, что делалось, была угнетающей, но еще больше угнетало меня то, что мне самому приходилось работать для расширения этой пропасти. Я старался запоминать все, что когда-либо говорил, и все, что рассказывали мне другие, ибо от этого в колоссальной степени зависели мой успех и процветание. Я делал вид, что верю в то, во что не верил, я притворялся, будто ставлю интересы партии и общества превыше своих собственных, тогда как на деле все было наоборот… Я улыбался и лицемерил не только в общественных местах, на партийных собраниях, при встречах со знакомыми, но даже в семье и наедине с собой. Любому