Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы с Тимом переглянулись и поняли друг друга без слов.
Яд «бич Храма» вырабатывали клетки печени Императора. Постоянно. Это не было похоже на генетический дефект. Скорее приобретенные изменения. Лет этак в семь. Добрый Господь Пантократор одной рукой давал яд, а другой противоядие. Правда, источник противоядия можно было дистанционно отключить в любой момент. С ядом сложнее. С этим можно было бороться исключительно путем пересадки печени. На такую крайнюю меру идти не хотелось. Решили восстановить детоксикационный имплантат, только без ментального усилителя. Дитрих с нами согласился.
А еще через пару дней мы поставили ему еще один имплантат. Наш. Император колебался до последнего момента. Лишь очередное разочарование в милости Пантократора окончательно решило вопрос в нашу пользу. К концу недели Дитрих вернулся в Императорскую Резиденцию, и по радио передали, что он благополучно излечился от простуды.
Теперь мы стояли перед выбором: начать манипулировать Императором через имплантат или продолжать в том же духе, медленно и планомерно подчиняя население страны. Первый вариант был эффективнее, второй — безопаснее. Мы не знали, насколько вообще управляем Дитрих. Ему поставили имплантат Иного и передали Тиму, как самому опытному. «Ну, не зря же имплантат ставили, — помыслил Тим. — Рискнем!» Слово господина нашего нового дери решило дело, и мы выбрали первый вариант. Это было нашей ошибкой.
Начали с простого и безобидного. Тим приказал Императору явиться к нам в институт. Дитрих не пришел. Зато вызвал нас к себе.
Мы сидели в той же комнате, где увидели его впервые. Мягкие кресла, низкий столик с инкрустацией. Дитрих пил свой кофе и изучал нас, держал паузу. Потом закурил. Предложил нам. Мы отказались.
— Господа, я понял, что имплантат служит не только для ментальной связи и повышения коэффициента интеллекта. Ведь так?
Мы молчали, ждали продолжения. Интересно, что именно ему известно.
— Через имплантат можно управлять другим человеком. Это и означает слово «дери» — тот, кем манипулирует его господин «ваби».
Я совершенно точно помнил, что при Императоре никто из нас никогда не употреблял обращения «ваби». Да и когда, к кому? Дитрих не общался с Иными. Кто-то подслушал наши разговоры? Ментальные! Это мог сделать только сам Император, но не с такого расстояния. Ни при его скромных, сильно урезанных Пантократором способностях! Марио, Алик и пасси всегда были с нами и обращались к нам, как и положено низшим «товаби». Имплантат, который мы поставили Дитриху, был чистым, без информации. Откуда Император знал этот термин?
— Вы близки к истине, — проговорил Тим. — Хотя трактуете слово «дери» несколько узко.
— У меня тоже могут быть дери?
Ух! Кажется, разговор сворачивал в относительно безопасное русло.
— Да, конечно.
— Что для этого нужно?
— Передать вам кого-нибудь, у кого стоит имплантат.
— Это можно сделать прямо сейчас?
— Да. Помните Ханса Линнера? Он, кажется, теперь ваш адъютант?
Император кивнул.
— Его можно позвать?
Дитрих извлек из-за полы пиджака маленький радиотелефон и переговорил с охраной.
Ханс вошел и преданно посмотрел на Тима, и только потом, чуть менее преданно — на Императора. Наш первый подопытный кролик ничуть не изменился — тот же пышущий здоровьем накачанный парень, только взгляд стал чуть осмысленнее.
— Ханс, подойдите, пожалуйста, — попросил Тим. — Заверните рукав.
Наличие периферийного имплантата мы объясняли возможностью подключения к компьютеру. Нет технологии? Будет! Хуже, если потом придется делать новую операцию.
Тим изменил настройки, и Ханс увидел своего господина новыми глазами. Он был удивлен и растерян.
— Ханс, подойдите к Императору.
Тим поднялся со своего места, подошел к Дитриху и встал за его креслом, приготовившись быть суфлером.
Император взял руку адъютанта. Дальнейший разговор был чисто ментальным. Тим давал советы, Дитрих исполнял, пока мы не поняли, что передача произошла.
«Теперь проверьте», — посоветовал Тим.
«Ханс, вы меня слышите?» — помыслил Дитрих.
«Да, мой Император!» — в одной этой фразе было столько безграничной преданности, что дальше можно было не проверять.
«Ханс, налей мне кофе, пожалуйста».
Адъютант послушался, налил кофе из серебряного с чернью кофейника, помещавшегося в центре стола, благоговейно подал чашечку Императору. Дитрих почувствовал ту волну наслаждения, что захлестнула его дери. Это было видно. Иначе и быть не могло — открытый канал ментальной связи. Император отпил глоток, поставил чашку на стол, закурил очередную сигарету, нервно затянулся.
«Идите, Ханс, спасибо».
Затянулся снова.
— Господа, — вслух сказал он, когда Ханс ушел. — Вы должны передать мне всех.
Мы с Тимом переглянулись.
— Это невозможно, сир, — начал я. — Вы не сможете держать столько дери. Это трудно даже для пятерых.
— А мне не нужно постоянно контролировать их всех. Достаточно контроля некоторых в критических ситуациях.
— Некоторых мы можем вам передать.
— Всех, господин Гримальди.
Он стряхнул пепел в пепельницу и затянулся снова.
— Это невозможно.
— Тогда я буду вынужден лишить вас моего покровительства.
Тим усмехнулся.
— Тогда мы будем вынуждены лишить вас власти.
Император затушил сигарету и смял ее в пепельнице.
— Попробуйте!
Встал, потянулся к телефону.
— Сир, вы что, не понимаете, что мы контролируем все среднее звено чиновничества и офицерства? — Тим в упор смотрел на Императора.
— Понимаю. Я же говорю: «Попробуйте». Все, аудиенция окончена, господа.
Нас не арестовали. Дитрих очень хорошо понимал бессмысленность этого действия. Сразу после аудиенции мы попытались сорвать блокировку центра удовольствия в имплантатах дери, чтобы связаться с нашими подопечными и приказать им начать мятеж. Но связи не было. Стенка! Попытались выйти на Императора. То же!
А утром за нами пришли. Точнее, к нам. Пятеро императорских гвардейцев в черной с золотом форме. Молчаливых, как космическая тьма. За все время встречи ни слова. Лейтенант с поклоном протянул Тиму письмо. Высший было сунул письмо в карман, но посланцы не уходили. Пришлось читать.
«Господа! — гласило послание. — Мои солдаты находятся под защитой Пантократора. Не пытайтесь воздействовать на них. Это бесполезно. Вы должны немедленно покинуть столицу, а в течение трех суток — границы Империи. В случае сопротивления гвардейцам приказано стрелять.