– Идем со мной, – Эльга кивнула на жилую избу. – Скажу тебе кое-что.

Так быстро продолжения утренних разговоров Святослав не ждал, но матери отказать не мог и пошел за ней. Войдя, Эльга огляделась. Ей тяжело было здесь бывать – все равно что видеть мертвое тело собственной юности. В этой избе она жила с тех дней, как они с Ингваром захватили власть в Киеве, до тех пор, пока несколько лет назад не уступила ее подросшему сыну и не выстроила себе новый двор. Сами стены напоминали о былых годах и тех людях, что окружали ее тогда. Ута, Свенельд, Мальфрид, Ростислава, Пламень-Хакон, Гримкель Секира… Иные из тех людей были живы и сейчас – Мистина, Олег Предславич, Острогляд, Хрольв, Альв, Ивор, – но и они за двадцать с лишним лет стали другими, в то время как в старой избе обитали тени их – прежних…

Однако она пришла сюда не ради воспоминаний. У Эльги было чувство, что она ведет битву за честь, доброе имя, чистое будущее своего рода. Несмотря на душевную усталость и тревогу, она не имеет права отступить.

Войдя, она села, стараясь не обращать внимания на беспорядок: видно, что сейчас здесь живут одни мужчины. Раньше было иначе – и при ней, и после нее.

– Есть средство разрешить все наши затруднения, – сразу начала она, когда Святослав сел напротив и устремил на нее выжидательный взгляд. – Я сейчас расскажу тебе, если ты будешь благоразумен и выслушаешь меня.

Святослав кивнул, выражая готовность слушать. Он не намерен был отступать от своего решения, но понимал, что положение трудное, и надеялся, что мудрая мать все же сумеет как-то облегчить беду.

– Ты не должен держать в женах сразу двух родственниц-христианок, и ты не желаешь отпустить Горяну, потому что боишься, что для нее найдется новый муж.

Святослав опять кивнул.

– Есть возможность тебе расстаться с ней, но так, что других мужей у нее до самой смерти не будет.

Святослав поднял брови: это как? Как мужчине можно помешать вступать в новый брак, он представлял себе. Но женщине? К тому же мать уж верно не имела в виду никакого членовредительства, до которого охочи ее любимые греки.

– Ты ведь знаешь, что такое монастырь? В королевстве Оттоновом их много, и для мужчин, и для женщин. Один основала мать Оттонова, Матильда. Туда только самые благородные женщины допускаются, и королева старая сама за порядком всей их жизни следит. Горяна желает удалиться туда, и Адальберт согласен увезти ее и Матильде передать. Если ты ее отпустишь, то она больше ни разу в жизни не выйдет из стен монастыря – это устав запрещает. И ни один мужчина, кроме священника, ее не увидит, а в римской вере священникам нельзя жениться.

Святослав не нашелся с ответом: такой выход никогда не приходил ему на ум и прийти не мог. А Эльга подалась к нему и добавила:

– Зато ты, дружок мой, хоть завтра к Прияне пошлешь и скажешь: исполнено ее условие, она может вернуться сюда. И будет снова у тебя жена любимая, первенца твоего мать, и чадо при себе. Хозяйка будет в доме, княгиня у киян. Будет кому и гостям рог подать, и богам чашу поднять, и дом управить… – Эльга огляделась, намекая, что дом сильно в этом нуждается. – Что скажешь?

Но Святослав молчал, как пораженный громом. «Ты хоть завтра к Прияне пошлешь…» Мысль о Прияне вспыхнула, как яркий светоч, и вытеснила все остальное. Вернется та женщина, которую он в глубине души и сейчас считал своей единственной настоящей женой. Той, в ком он видел равную себе во всем, в ком ощущал опору, кому мог доверять, зная, что у них одни и те же боги, чувства и устремления. «Исполнено ее условие…» Она ведь требовала удаления Горяны. И теперь мать говорит, что это можно устроить…

– Постой, давай еще раз, – сказал он. – Куда Горяна денется?

Понимая его состояние, Эльга доходчиво объяснила заново. В душе ее уже расцветали голубые цветы надежды: по лицу сына она видела, что ее расчет оправдался и что сейчас он думает уже не о Горяне – и не о Малуше, – а только о Прияне.

Он не видел Прияну года полтора. Он отвык от нее и уже почти не ждал, что она снова будет с ним, но от безнадежности не перестал этого желать. И вот… как по волшебству, мать протягивала ему это счастье.

– А что до Малуши, – начала Эльга, и Святослав, услышав имя, весь день не шедшее у него из ума, вскинул глаза, – то здесь и не в грехах дело. Вы с ней слишком близкая родня.

– Да как же? Пестрянычу можно ее взять, а мне нет? Мы с ним одного колена, у нас обоих с ней восьмая степень…

– Это через Асмунда-деда у вас восьмая степень. Ты про Сванхейд с Ульвом забыл. Малушина бабка, Мальфрид, тебе стрыйка. У вас с ней по этой ветви всего пять колен. Нельзя в таком близком родстве жениться, боги и чуры запрещают. Но и то ко благу, – добавила Эльга, пока Святослав пересчитывал в уме колена, отделяющие его и Малушу от старой Сванхейд, Ингваровой матери. – Не приди тебе эта мысль, Горяна бы в монастырь не запросилась. Отпусти ее и посылай за Прияной. И все у нас уладится наконец! – вырвалось у нее.

– Но только… – Святослав нахмурился, – дитя здесь останется.

– Это как день ясен. Олегову наследнику в монахах делать нечего. Я его пока к себе возьму, а дальше, как Прияна рассудит. Только вот еще что…

– Что? – Святослав с тревогой поднял глаза, опасаясь каких-то затруднений.

– Тебе твои гриди в гощение идти самому нужны, а за княгиней абы кого не пошлешь. Давай-ка ты своих с собой забирай, а за Прияной я сама гонца снаряжу.

Святослав пристально взглянул на мать. Он угадывал, что не только ради заботы о его гридях она это предложила. У нее имелась еще какая-то мысль…

– Я постараюсь ее доставить поскорее, – Эльга успокоительно кивнула. – Я сама же только того и хочу, чтобы она вернулась и все пошло по-старому!

– Ладно, как скажешь. Вели ей передать: чем скорее она приедет, тем я больше буду рад, но коли захочет санного пути дождаться, то пусть ждет.

Остаток дня Святослав провел как в тумане. Пора было идти в гощение по земле Полянской, но покидать дом уже не хотелось: казалось, жена приедет, пока его нет, хотя на это надежды было мало. Хоть он и разрешил ей ждать санного пути – что было самым разумным, – однако в душе надеялся, что Прияна устремится в Киев немедленно. И торопился идти в гощение, надеясь, что дела съедят время ожидания.

О том, что намерена отослать Малушу из Киева, Эльга ему не сказала. Все складывалось удачно: сейчас Святослав думает только о тех двух женах, что у него уже есть, а потом, когда он вернется, на пороге будет и Прияна. Мысль жениться на Малуше он забудет, как случайную прихоть. Особенно если та больше никогда не попадется ему на глаза.

* * *

Однако был еще один человек, о котором Эльга не могла не думать. От Святослава она поехала не домой, а на Свенельдов двор, и оттуда попросила послать за Торлейвом. Ей требовалось с ним поговорить, но незачем ему являться туда, где сидит виновница стольких неурядиц.

Торлейв явно догадывался, с чем связано это приглашение. Держался он в эти дни спокойно, хотя понимал, что неудачным сватовством за Малушу навлек на себя княжий гнев. Когда он вошел в старую Свенельдову избу, Эльга сразу подозвала его к себе и поцеловала, словно давая понять, что не откажется от него, несмотря на неудачи. Потом взглянула ему в глаза: взгляд Торлейва, смотрящего на нее сверху вниз, был полон напряженного ожидания, но без следа робости или сожаления. Эльга вздохнула. Торлейв и правда нравился ей больше всех из поросли племянников: в нем она видела Хельги Красного, который, хоть и принес им в прошлом немало сложностей, все же был наиболее выдающимся человеком из всех потомков Олега Вещего. Вон, даже греки его до сих пор помнят…