Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я внимательно искала между льдинами просветы воды и заметила, что некоторые из них активно плывут в одном направлении по какому-то им известному течению, к счастью, в сторону от торосов. Наш кораблик постоял, подумал, подождал и присоединился к активному меньшинству. Большинство стояло как вкопанное, вернее, как вмерзшее…
Очень медленно нас двигало в сторону от страшного, хоть и прекрасного, огромного ледяного дома, и еще до второй громадины нас развернуло к выходу из ледяного лабиринта. Мало-помалу льдины расступались, приняв наконец новую теорию отталкивания; мое лицо начало оттаивать, памперсы забылись, батарейки в фотоаппарате (неактивном в период ужаса) сдохли.
Мы медленно, с гордостью победителей грозной стихии возвращались в кажущееся теперь абсолютно безопасным и дружественным свободное водное пространство с температурой около нуля.
Девчонки упрекали меня в трусости (не зная о благородстве моих просьб к Богу взять только мою жизнь, не забирая их) и наперебой убеждали меня в абсолютной безопасности проведенной экскурсии.
Их аргументы о нежелании капитана сесть в тюрьму за погибших пассажиров и даже самому образовать инкрустацию во льду не показались мне убедительными. Я придерживаюсь версии оправданного приличными деньгами за тур девяти пассажиров риска.
Они рискуют каждый день, а сумасшедшие туристы платят не каждый. Прогнозы погоды, регламентирующие экстремальный туризм, учитываются, на мой взгляд, не на все сто процентов.
Я медленно отходила от чувства конечности моей интересной жизни и теперь мечтала о хорошей порции грога, глинтвейна, коньяка или хотя бы виски, чтобы снять стресс, в который я погрузилась совершенно добровольно.
Но в баре отеля этого не было, пива и вина мое нутро не захотело, и снять стресс не удалось.
Решив, согласно путеводителю, поужинать в ресторане с сырыми продуктами моря, мы, покарабкавшись по горам и с трудом найдя среди домишек на разных уровнях «адрес», уперлись в запертую дверь двухэтажного сарая и, настойчиво постучав, узнали, что надо было зарезервировать столик заранее (из Европы?), а сейчас всё уже занято.
Мы, глядя на окружающую убогость жилья (хотя электрические столбы и провода есть, правда, с Интернетом там проблема), позлословили и отправились по бездорожью наперекос, чтобы не спускаться и снова не подниматься в гору, в наш сарай-отель, который, кстати сказать, раньше использовался, как военные американские казармы.
Там мы опять полюбовались видом из окон на сверкающие в нескончаемом солнечном дне вершины, потрогали в холле растянутую на стене шкуру белого медведя с зубастой пастью и заночевали трезвенькие в отельчике на горе, переспав на узкой койке в крохотной неуютной комнатенке с доисторическим, с дыркой в полу, душем-туалетом.
Уснули замертво, не слышав воя и лая собак, покормили русской кровью жирных комаров и на следующее утро встали свеженькими.
Наступивший день был моим нежданным, нежеланным и «неповеримым» (как выражался по-русски мой американский муж) юбилейным днем рождения, из-за чего и зародилась идея путешествия в столь дальние и необычные края — чтобы встретить эту чудовищную дату в полете, как птица, возможно, роняя на лету что-то биологическое (во избежание чего и были приготовлены пресловутые, не раз упомянутые предохраняющие приспособления, изобретенные цивилизацией, чтобы отличаться от животных и птиц).
За отличным обильным и вкуснющим завтраком мои девочки и нестройный хор малочисленных обитателей отеля, включая сладкую парочку (которая и поведала нам про чудовищный ночной лай и вой собак, что наводило на мысли об их бессоннице), спели мне традиционную американскую песенку, и доча моя вручила подарок — потрясающей красоты ожерелье и кольцо из вековой лавы в серебре, купленные втайне от меня после долгих поисков и групповых споров в бутике Рейкьявика, где всё непомерно дорого.
Роскошные украшения были упакованы очень элегантно в коробочку, футлярчик, бумажки, чтобы долго разворачивать с замирающим от любопытства сердцем. Замечательно, что имя дизайнера, создавшего эту красоту, было тем же, что и мое, — Тина.
Оставив живущих в отеле туристов ночевать под вой собак еще ночь или несколько и в таких спартанских условиях любоваться окружающим пейзажем, мы обменялись с нашей парочкой электронными адресами, обоюдно уверенные в ненадобности этого, и на любимом вэне спустились с горы к нашему знакомому красному вертолету.
Наши очаровательные пилоты, герои-романтики, с утра выглядели свежими, были побриты и приветливы. Мы сделали снимки в обнимку и пожелали им всегда мягких посадок, какие они сделали для нас.
В мой день рождения мои намерения свершились — я летела птицей (в вертолете) и счастливо улыбалась, наслаждаясь состоянием полета и невероятной суровой красотой.
На обратном пути с острова после вертолета мы, в ожидании самолета обратно в Исландию, осуществили 40-минутный поход (и столько же обратно в аэропорт) в кулусукскую деревню. Она ничем не отличалась от островной, где мы ночевали, даже была поменьше, около 100 домов, вернее, домиков. Население около 300 человек.
В деревне есть церковь, построенная в память о датском судне, севшем на мель неподалеку от берега, из бревен самого судна, школа на 70 детей. Для туристов организуется шоу силами местных жителей в национальных костюмах. Туда мы не попали.
А в местном сельпо мы получили короткое удовольствие — короткое, потому что он закрывался на обед. Прямо как у нас в России, где, «бывалоча», соблюдая права трудящихся в торговых точках, то есть вороватых продавцов, в обеденные часы, когда люди мечтают поесть и закупиться, магазины закрывались и малочисленный жирный персонал продуктовых магазинов, трапезничая, с усмешкой поглядывал в окно на толпы голодных, страждущих, бесправных покупателей.
Но в деревне, тем более около полярного круга, никто, кроме нас, не спешил и не возмущался обычаями закрывать магазин на обед.
Продается там всё, как и в американском супермаркете, даже больше. Любое мясо и птица в герметичной упаковке, любые синтетические напитки (кроме воды — местная чистейшая вода, наверное, вытесняет пластиковые канистры и бутыли), сыры, выпечка,