Он обогнул широкую воронку, заполненную раскрашенными камушками – подношениями Худу от какого-то святого храма, наверное, – благодарения и молитвы на тысячах языков, от неисчислимых просителей. И вот они лежат здесь. Незамеченные, заброшенные или забытые. Даже священники умирают, Худ, – почему бы не поставить их прибраться тут? Из всех наших черт, помогающих пережить переход в Смерть, одержимость следует считать наивысшей.

Борозды теперь располагались гуще, так что чародею пришлось ещё больше замедлить шаг. Стало трудно найти неповреждённое место, куда он мог бы поставить ногу. Связывающие чары – шепчущие клубки проявленной силы, здесь, на земле Владений Худа.

В дюжине шагов впереди в кругу знаков виднелось что-то маленькое и грязное. Чем ближе Быстрый Бен подходил, тем сильнее хмурился. Словно остатки очага… ветки и пожухлая трава на круглом плоском камне.

А затем камень задрожал.

Ага, эти связывающие чары касаются тебя, малыш. Твоя душа поймана. То, что я когда-то сделал с этим магом, Локоном, кто-то сделал с тобой. Очень любопытно. Он подошёл так близко, как мог, а затем медленно опустился на корточки.

– Выглядишь паршиво, друг, – произнёс маг.

Крохотная головка-жёлудь медленно склонилась набок, затем отпрянула назад.

– Смертный! – зашипело существо на языке баргастов. – Нужно сказать кланам! Я не могу идти дальше – смотри, оградительные чары действуют, они замкнули паутину – я в ловушке!

– Вижу. Ты был Белолицым, шаман?

– И остаюсь им!

– Но из кургана своего сбежал – и избегал связывающих чар своих родичей, по крайней мере какое-то время. Ты правда думаешь, что они обрадуются твоему возвращению, Старший?

– Меня вытащили из моего кургана, дурак! Ты держишь путь в кланы – я это ясно читаю в твоих глазах. Я расскажу тебе свою историю, смертный, и чтобы они узрели правду в твоих словах, я открою тебе своё истинное имя…

– Смелое предложение, Старший. А что мне помешает просто подчинить тебя своей воле?

Существо вздрогнуло, и в его голосе послышалось рычание.

– А ты, похоже, ничем не лучше моих прежних хозяев. Я – Таламандас, рождённый у Первого Очага в Клане Узла. Первый ребёнок на этой земле – ты понимаешь, что это значит, смертный?

– Боюсь, не очень, Таламандас.

– Мои прежние хозяева – проклятые некроманты – прорвались, смертный, почти вырвали тайну моего истинного имени – прорвались, как я уже сказал, грубыми когтями, безразличными к боли. Знай они моё имя – смогли бы выведать тайны, которые даже мой народ давно забыл. Ты знаешь предназначение деревьев на наших курганах? Нет. Воистину, они удерживают душу, не дают её уйти, но почему? Мы пришли на эти земли с моря, рассекая безбрежные воды на резных челнах – мир был молод тогда, а наша кровь – густа от скрытых истин нашего прошлого. Взгляни на лица баргастов, смертный, – нет, взгляни на черепа баргастов, лишённые кожи и мышц…

– Я видел… баргастские черепа, – медленно ответил Быстрый Бен.

– Ага! А ты видел их подобия… оживлённые?

Маг нахмурился.

– Нет, но видел похожие, грубее, черты чуть более выраженные…

– Чуть более, да. Грубее? Неудивительно, мы ведь никогда не голодали, море щедро кормило нас. И более того, тартено тоблакаи были среди нас…

– Вы были т’лан имассами! Худов дух! Выходит… ты и твои родичи отвергли Обряд…

– Отвергли? Нет. Мы не успели прибыть вовремя – охота на яггутов вынудила нас пуститься в моря, жить среди льдов на безлесых островах. И вдали от родичей, среди старшего народа – тартено – мы изменились… а наши дальние родичи – нет. Смертный, как только земля оказала нам щедрость и дала рождение, мы закопали свои ладьи – навсегда. Отсюда и пошёл обычай ставить деревья на курганах – чего уже не помнит никто из наших потомков. Это было так давно…

– Расскажи мне, Таламандас. Но сперва ответь на такой вопрос. Что ты будешь делать… если я освобожу тебя от этих оков?

– Ты не сможешь.

– Это не ответ.

– Ладно, хоть это и бессмысленно. Я попробую освободить Первые Семьи – да, мы духи, и ныне нам поклоняются живые кланы. Но древние оковы делали нас – во многом – детьми. Их создавали с добрыми намереньями, но всё равно сотворили проклятье. Мы должны стать свободными. И обрести истинную мощь…

– Чтобы Взойти и стать истинными богами, – прошептал Быстрый Бен, глядя широко распахнутыми глазами на неуклюжую фигурку из травы и веток.

– Баргасты отказываются меняться, живущие сейчас думают так же, как думали жившие прежде. Поколение за поколением. Наш род вымирает, смертный. Мы гниём изнутри. Ибо пращурам мешают наставлять на верный путь, не дают обрести свою истинную силу – нашу силу. Отвечая на твой вопрос, смертный, – я бы спас живых баргастов, если бы мог.

– Скажи мне, Таламандас, – прищурившись, спросил Быстрый Бен, – выживание – это право или привилегия?

– Последнее, смертный. Последнее. И её нужно заслужить. Я жажду получить шанс. Ради всего своего народа я жажду получить шанс.

Чародей медленно кивнул.

– Достойное желание, Старший. – Он поднял руку ладонью вверх, посмотрел на неё. – В этой глине есть соль, не так ли? Я чую её. Глина обычно безвоздушна, безжизненна. Непокорна неустанным слугам земли. Но соль, да…

На его ладони рыхлый кусок обрёл форму, заизвивался.

– Иногда, – продолжил он, – самые простые существа могут побороть наимощнейшие чары, самым простым путём, какой только можно вообразить.

Несколько шевелящихся скрученных червей – алых, будто кровь, тонких, длинных, рифлёных, с похожими на лапки жгутиками по всей длине, – упали на расписанную узорами землю.

– Они родом с далёкого материка. Питаются солью, похоже, их полным-полно в шахтах на высохших морях Сетты, особенно в засушливый сезон. Они могут превратить самый прочный камень в песок. Или, если сказать другими словами, несут воздух в безвоздушное.

Маг опустил ком наземь, наблюдая за тем, как черви расползаются, начинают закапываться.

– И плодятся быстрей опарышей. Ага, видишь вон те знаки – там, на краю? Начинают крошиться – чувствуешь, как слабеют?

– Смертный, кто ты такой?

– В глазах богов, Таламандас? Всего лишь маленький соляной червь. А теперь я послушаю твою историю, Старший…

На субконтиненте Стратем, за южными гребнями Корелри, лежит обширный полуостров, на который не ступала даже божья нога. Там раскинулась от одного берега моря до другого – на тысячи квадратных лиг – гигантская площадь. О да, дорогие читатели, по-другому её не назвать. Представьте себе: плотно подогнанные, не тронутые временем плиты из серого, почти чёрного камня. Волнистые линии тёмной пыли, крохотные дюны, скрученные стонущими ветрами, – вот всё, что нарушает её бездыханную монотонность. Кто положил эти плиты?