ведении моряка Антонио Пигафетта. Магеллан отправил на берег своего самого высокого матроса, но тот достал только до пояса гиганту, которого мореплаватели нарекли патагонцем – вымышленным чудовищем с головой собаки, главным персонажем рыцарского романа, вышедшего незадолго до описываемых событий. Моряк затянул песнь и несколько раз подпрыгнул рядом с титаном, давая понять, что пришел с миром, а потом отвез его к капитану. «Встав перед нами, великан изумился, испугался и поднял вверх палец, полагая, что мы явились с небес», – рассказывал Пигафетта. По его словам, в то, что европейцы сошли с небес, верили даже обитавшие в этих неизведанных землях бегемоты. Потом появились новые гиганты: двух из них на борту корабля пленили и окрестили, одного назвав Хуаном, а другого Пабло.

Бороздя воды этого странного нового мира, Магеллан и его команда с облегчением обнаружили, что патагонцы, по всей видимости, обладали определенными представлениями о Боге. У них было собственное необузданное божество, которому они возносили молитвы. Пигафетта писал, что, когда Магеллан заковывал в кандалы их ноги, они приходили в бешенство и взывали к Сетебосу, а на их губах «как у быков, выступала пена». Насколько поняли исследователи, Сетебос был рогатым божеством с волосами до пят, изрыгавшим огонь как ртом, так и пятой точкой. Калибан в «Буре» обращается к этому же богу. Тот факт, что аборигены изначально обладали представлениями о божественности да при этом еще тем или иным образом связывали ее с чужаками, и для Магеллана, и для Колумба стало первым основополагающим шагом к их обращению в христианство. «Они очень доверчивы, знают, что на небе есть Бог, – писал в своем дневнике Колумб, – и ничуть не сомневаются, что мы спустились с небес… они очень быстро повторяют любую молитву, которую мы велим им произнести, и осеняют себя крестом». Попытавшись привить исполинскому Хуану зачатки христианской веры, Пигафетта отмечал, что «имена Иисуса и свое собственное, молитвы “Отче наш” и “Аве Мария” великан произносил столь же отчетливо, что и мы. С той лишь разницей, что у него был на удивление могучий и громкий голос».

Будучи не до конца уверенным, какую именно землю ему удалось открыть, после первого путешествия Колумб тем не менее стал подписываться именем Кристоференс (4), что в переводе означает «несущий Христа». Своим покровителям он сообщил, что материальную выгоду от его путешествия должен извлечь не только он сам, но и идея завоевания Иерусалима, давно ставшего высшей миссией, после чего предложил свои услуги в деле освобождения Святой земли. Капитан пришел к убеждению, что его открытия стали исполнением пророчеств Откровения Иоанна Богослова и что апокалипсиса осталось ждать лишь сто лет. Все больше погружаясь незадолго до смерти в пучину безумия, Колумб обнаружил, что им движет небесный огонь, и составил подборку эсхатологических текстов, в лихорадке ярости назвав ее своей «Книгой предсказаний». В понимании мореплавателя его фамилия не случайно означала «голубя» – птицу Святого Духа. «По океанским волнам подобно голубю Ноева ковчега он нес оливковую ветвь и помазание крещения», – писал о нем сын. В 1498 году, во время третьего путешествия, бросив якорь у берегов нынешней Венесуэлы, голубь вдруг понял, что земля отнюдь не представляет собой идеально круглый шар. На ней было «что-то вроде соска женской груди», – писал Колумб в одном из своих писем. И к самому кончику этого соска, расположенному прямо здесь, они в тот момент и приближались. Все его расчеты указывали, что именно здесь и находился потерянный Эдем. Он чувствовал, что его корабль взбирался вверх по воображаемой груди, и видел, что небо становилось к нему все ближе и ближе. Он был Адамом, отыскавшим дорогу в рай.

Истории об аборигенах, по ошибке принимавших европейских первопроходцев за богов, впоследствии легли в основу фундаментальных мифов о колонизации Америки, позволили оправдать ее захват и способствовали утверждению в этих хрупких колониях превосходства белых. Потом они плавно перетекли в следующий век, в течение которого было убито без малого шестьдесят миллионов жителей Нового Света – вполне достаточно, чтобы землю сковал в своих объятиях холод, после того как обширные, еще совсем недавно обитаемые территории вновь поросли лесами, понизив на земном шаре температуру и окутав Европу снежным покровом. Белый цвет кожи стал божественным началом, сотворенным из плоти, крови и языковых проблем. Что до алтаря, то им стал песок.

* * *

В полуденном небе пролетела комета и тут же разлетелась на три части. Послышался звон тысячи крохотных колокольчиков, доносившийся то ли от кометы, то ли от застывших в замешательстве людей. Стали появляться двуглавые мужи и тут же исчезать. Один храм окутался пламенем, в другой средь ясного неба беззвучно ударила молния. Целый год в воздух каждую ночь вздымался султан огня, разбрызгивая во все стороны снопы искр. Огромное озеро вспенилось, закипело, выплеснулось из берегов и затопило дома. В полночь завывал женский голос: «Мы уже идем». Рыбак поймал и принес показать императору странную птицу с вырванным клювом и выколотыми глазами, на месте которых можно было увидеть зеркало, отражавшее свет созвездий. Посмотрев в него, Монтесума увидел в небе армию на марше в боевых доспехах верхом на оленях.

Описание этих грозных предзнаменований (5) упоминалось во «Всеобщей истории вещей Новой Испании» – работе, зачастую считающейся авторитетным источником сведений об испанском завоевании Нового Света, выдержки из которого приводятся в учебниках и путеводителях даже сейчас. Этот труд, написанный монахом францисканского ордена Бернардино де Саагуном сразу на двух языках, испанском и науатль, также известен как «Флорентийский кодекс» – по названию рукописи, благодаря которой он смог сохраниться. В нем говорится, что в 1518 году Тринадцатого Кролика на рейде Пунта-Ксикаланго показался храм. Отправившись к нему на каноэ с дарами, пятеро крестьян встретили мореплавателя Хуана де Грихальву и команду его корабля. «Подплыв ближе к борту и увидев испанцев, каждый из них в знак поклонения стал целовать нос своего каноэ», – повествует «Кодекс». Приняв дары, испанцы вручили аборигенам бусы, но сходить на берег не пожелали. Потом эти пятеро крестьян отправились в ацтекскую столицу Теночтитлан, чтобы доложить императору Монтесуме: «Мы видели в море богов». Если верить «Кодексу», они полагали, что это вернулся бог Кетцалькоатль, которого все постоянно ждали, о чем свидетельствует история данного божества. Имя Кетцалькоатль означает «оперенный змей». В соответствии с поверьем он поднял небо, увидел под ним внизу мир и, сделав это открытие, сотворил землю. Потом бросил собственного ребенка в огонь и получил солнце. После чего отбыл на восток, соорудив из змей плот, но пообещал вернуться.

Через год по волнам вновь заскользили храмы. Когда к испанским кораблям