Молчим. Солнце издевательски ярко светит, лучи миллионами искр отражаются от снега и льда, красота кругом, а на душе… хреново, в общем, на душе.

— Можешь потом узнать, как тех ребят звали, которых Гордеевы сработали?

— Узнаю, это нетрудно. Тебе зачем?

— Со своим списком сравню.

— Узнаю, — дает обещание Григорий, и мы опять какое-то время молчим, отгоняя каждый своих призраков.

— Это были условно хорошие новости, полагаю; а плохие есть? — вспоминаю, что к каждой ложке меда полагается бочка дегтя.

— Что же в них хорошего-то? — криво усмехается мужчина.

— Отец Никандр нас покидает, ему и его присным не до меня, а ты к смерти моих братьев непричастен, к смерти Потемкина-старшего и Лизаветы — тоже. Смотри, сколько уже радости! Ты, главное, мне координаты этого Мохова не забудь скинуть.

— Как «скинуть»?

— Да блин… написать, отправить, выдать!!! — Хорошо, что не пошел к Гагарину, что-то у меня сегодня язык вперед головы работает…

— Ладно-ладно! А по Мохову, кстати, есть в конверте, что я принес. Немного, но я постараюсь еще собрать.

— Так есть плохое или нет?

Григорий на всякий случай оглядывается в поисках ненужных свидетелей, но никто нас пока не ищет. Я, помня, как умеют маскироваться мои слуги, обстановку мониторю и могу гарантировать, что в радиусе двадцати-тридцати метров нет ни души, дальше — увы, либо специальные навыки требуются, которыми не владею, либо вообще контролировать невозможно. Но двадцатиметровую зону держу уверенно, для негромкой беседы этого достаточно. Теоретически, конечно, разговор все равно подслушать можно, у спецслужб наверняка и устройства для этого есть, но это уже надо нереальные усилия приложить.

— Есть, как не быть… — и опять закуривает. Он меня уже бесит сегодня этой своей привычкой!

— Да что из тебя все как клещами тянуть приходится, а?!

— Твое дело кто-то забрал, но вот кто — не знаю. Я думаю, когда… мы все потом к Милославскому перейдем, он уже будет решать по нам персонально. Вряд ли отдел в нынешнем виде сохранят: скорее всего, раскидают нас по разным подразделениям. Кто-то на пенсию уйдет, потому что с Хозяином ровесники. Те, кто постриг с ним принял, скорее всего, так в монастыре и останутся. Еще кто-то наверняка сам уйти захочет, удерживать тоже вряд ли будут. Так что даже если и узнаю, кто такой прыткий, то все равно жизнь может с нужными людьми развести.

— Там что-то для меня опасное?

— Характеристики, осмотры, психопортреты — точно есть. Я их сам пачками составлял, другие тоже руку приложили. Матери твоей настоящие документы. Если постараться, то материала для шантажа можно набрать. Одни записки Васильева-Морозова чего стоят!

— Не айс… А может ли этот таинственный прыткий товарищ продолжить всю эту мутную канитель со мной и Потемкиными?

— Говорю же — не знаю, кто и куда дело уволок!

— Я не конкретную личность имею в виду, а вообще… в принципе.

— Знаешь, с одной стороны, вроде бы рано гадать. Но я за эти полгода с семьей провел много времени, а они у меня не последние люди, так с их слов — не так уж и недоволен Константин этим кланом. Уж как мы двадцать лет бились — а ни одного факта, что князь к тому теракту причастен, так и не нашли, а искали… по песчинке просеивали! К Александру Павловичу были по другим делам претензии, а вот Павел государю нравится. Ни в каком, упаси господи, пошлом смысле! Как человек, как руководитель. Они чем-то похожи даже: оба с действиями отцов в свое время не согласны во многом были, но вынуждены были подчиняться. И мне кажется, что продолжение загона Потемкиных император не одобрит. Да и не забывай, если их свалить — целая отрасль зашатается, а кому это нужно? И еще не верится мне, что Павел сейчас чем-то рисковать станет.

— Но?

— Что «но»?..

— Всегда бывает «но».

— А, это… Но! — выделяет собеседник в угоду мне. — Я, во-первых, не знаю, кто забрал дело, тот же Мохов с Хозяином вместе чуть ли не с детства, интересы империи они одинаково понимают, а во-вторых, мне лично его величество о своих замыслах не докладывает. А мои собственные рассуждения до государственных масштабов недотягивают. И кто знает, что через десять лет будет? Так что сказать со стопроцентной уверенностью, что все закончится, не могу. А поводок с тебя, может, до конца жизни так и не снимут.

Со стороны дома к нам кто-то приближался. Сделав знак Григорию, начал расписывать трудности ремонта, он мгновенно включился в обсуждение способов покраски, да так профессионально, что я даже кое-что новенькое узнать успел. Во дает! Открыто подошедший Ли сообщил, что Ван приготовил обед и звал нас, пока горячее. Отправив китайца обратно, оборачиваюсь к Осмолкину:

— Еще новости будут?

— Новостей нет, а вот вопрос…

— Что?

— Зима к середине подходит… — намек ясен.

— А кто пропал с концами? Я, между прочим, несколько раз у твоей прислуги отмечался. И звонил многократно.

— Уезжать оттуда чревато было, я и сейчас-то якобы с инструкциями для тебя отпросился! Как раз потому, что ты несколько раз меня искал. Спасибо, кстати, хоть родных увижу. А завтра уже обратно. Да и не зря я там торчал!

— Согласен, не зря. Инструкции-то хоть какие?

— Все те же: светиться где можно и радостно бежать на контакт, когда позовут. Даже упоминать не собирался, и так все знаешь.

— Ясно, ничего нового. Пошли в дом, а то замерз я что-то. Пообедаем, потом гобой займемся.

— Сегодня? Сразу? — Глаза Осмолкина предвкушающе засияли.

— А чего тянуть? Ты что, думаешь, завтра уже техниками кидаться начнешь? — удивился я наивности гвардейца, но спустя миг по выражению его лица отчетливо понял — да, он реально думал, что одного сеанса для восстановления источника хватит. — Эй! Тычем тогда слушал? Эта бодяга на пару лет, если не больше.

Григорий заметно потух, но сразу же встряхнулся:

— Тогда и откладывать незачем! Пошли, я тоже подмерз. Тем более что Ван обедом грозится. Готовить он, надеюсь, не разучился? Ох, знал бы ты, чем нас в монастыре кормят!..

Проводил Григория, встретил Бориса, они буквально на полчаса разминулись. Гвардеец ушел разочарованным, эффекта не почувствовал. Ничего, завтра запоет по-другому, я-то отчетливо видел, как сияние с горсти алексиума, разложенного по ключевым точкам, впиталось в его тело. Теперь, набравшись опыта, я наверняка мог и быстрее чем за два года его восстановить, но, спрашивается, зачем мне это делать? Указанный срок несколько раз в наших разговорах мелькал, хоть он и не обратил тогда на это внимания. Но если постарается, то вспомнит. А этот поводок покрепче ненадежной закладки будет. Я, признаться честно, вообще в своих талантах по этой части сомневался, люди менталистике годами учатся, а не как я: почитал мамины записи, которые она в нарушение всех инструкций сохранила, подсмотрел у нескольких человек — и вперед!