Изначально была у меня идея обставить лечение спецэффектами, но с ненужным порывом к театральщине быстро справился. Поступил гораздо проще: усыпил и сделал все как надо. Минусом было то, что Гришка совсем ничего не почувствовал и ушел в растрепанных чувствах. И это он еще не представляет, как его в следующие дни плющить будет! Я же помню, как все время казалось, что нарождающийся источник вот-вот слетит снова! А ему даже поговорить об этом ни с кем нельзя.

С Черным помирились сразу по его приезде, даже не ожидал. Оказалось, ларчик открывался просто — Борька чувствовал себя виноватым. То ли на нервах, то ли из некоторого протеста, но он успел согласиться на небольшую поездку с Серегой до Новгорода, а место в кортеже было только одно.

— Ты точно не обидишься? — в сотый раз уточнил приятель, заставляя меня скрежетать зубами.

— Собирай уже багаж! — Ехать с мажорами-одноклассниками за каким-то хреном в Новгород мне абсолютно точно не хотелось, но я уже устал объяснять этот факт Борису.

К вечеру понял, что если не развеюсь, то или убью кого-нибудь с особой жестокостью, или натворю феерических глупостей. Не стал мелочиться — решил совместить и той же ночью смылся из города с очередным грузом «Кистеня». Старшим в командировке шел Шаман: я, если бы планировал поездку, предпочел бы с Земелей отправиться, но в воздухе, пожалуй, как раз Леха лучше был. Налетался до одури, пострелял немного в самом конце — какие-то дикие люди решили, что если их в три раза больше, то груз по праву их. Идиоты, что с них взять? Пилот потом долго развлекался, гоняя по степи ездовых верблюдов, потерявших всадников. В «нежно любимую» гимназию с каникул опоздал, но зато на людей уже не кидался.

А дальше все опять закрутилось-завертелось… не успел оглянуться, как зима подошла к концу.

ИНТЕРЛЮДИЯ ДЕСЯТАЯ

Подхватить бразды правления после смерти отца оказалось непросто. Вроде бы и занимался до этого почти тем же самым, но мера ответственности все же была несопоставимой. Работать приходилось по двадцать четыре часа в сутки, да еще постоянно сожалеть, что времени не хватает. И все равно дела… как бы помягче-то?.. дела шли не очень.

Отец у деда был вторым сыном, с детства готовился к военной карьере и никогда — к управлению кланом. Неожиданно свалившееся наследство окончательно испортило его характер, и без того тяжелый. Срывались сделки, уходили давние партнеры, сбегали ценные специалисты, а Александр Павлович продолжал следовать своим курсом. Но теперь, хватив полной ложкой, Павел где-то понимал отца: спасти их семью от краха могло только чудо.

На балансе клана скопилось слишком много убыточных предприятий, которые тянули его ко дну. Но избавиться от них Павел не мог — именно эти старейшие компании и давали право их родовому союзу называться гордым словом «клан». Четыре громадных завода, производившие так необходимые империи энергоблоки, легко покрыли бы дефицит бюджета, дав возможность оглядеться и увидеть новые перспективы, если бы могли выйти хотя бы на пятидесятипроцентную загрузку. Увы, все упиралось в чертов алексиум! Квоты резали не только Потемкиным, но именно по ним снижение поставок било больнее всего.

Скрепя сердце князю пришлось лезть в личную сокровищницу семьи — примерно полтонны метеоритного железа в ней хранилось на черный день. В целом ситуацию они не спасали, но подарили бы так необходимую передышку. Преодолев все слои защиты, Павел с пятеркой самых доверенных лиц зашел в пещеру под горой, куда вел подземный ход из их старого родового дома. Ходом редко пользовались, за его состоянием никто не следил, так что часть ловушек давно вышла из строя, что никак не облегчало квест в целом.

Цель трудного путешествия — нерукотворная пещера — поражала мрачной красотой, размерами и… одним не сразу бросившимся в глаза фактом: алексиума в ней не было.

Обыскав все закоулки и ниши, оценив слой отложений на месте когда-то помещенных здесь контейнеров, глава клана с сожалением вынужден был признать, что кому-то из его предков эта идея пришла в голову гораздо раньше.

— И что теперь? — хмуро спросил У пилков, устало приваливаясь рядом с остальными. Служебная старательность дольше всех не давала ему признать то, что стало очевидно князю еще два часа назад.

А Павла разобрал нервный смех. Он начал хохотать и никак не мог остановиться, пока хлесткая пощечина начальника СБ не привела его в чувство.

— Простите, ваше сиятельство, — извинился Гаврила Акимович за принятые меры.

— Ничего, Гаврила, — ответил князь, пережидая хоровод звездочек в глазах: рука у подчиненного оказалась тяжелой.

— Что делать-то будем, Павел Александрович? — повторил вопрос У пилков спустя пару минут.

— Сейчас — домой: мыться, отдыхать. Лично я даже думать не хочу, в каком я сейчас виде и в чем вымазан!

— Пал Саныч… вы ж поняли?..

— Понял я, понял. Берешь людей и начинаешь готовить прикрытие и операцию «Богомолье». По тому же сценарию.

— Думаете, Лина все-таки сможет увидеть?

— Нет, Лину брать не будем: помнишь же тех тварей?

В темноте пещеры, разрезаемой лишь лучами фонарей, воспоминание показалось особенно жутким, У пилков отчетливо почувствовал, как все волоски на теле встали дыбом.

— Забудешь такое, как же! Но тогда с кем? Миша же мал еще?

— Разве есть варианты?

— Но…

— Никаких «но»! — отрезал князь. — У нас последняя попытка. Отец, может, знал, как выкрутиться, но мне инструкций оставить не успел. А через год для нас поздно будет, банкротами раньше станем.

— Слушаюсь, ваше сиятельство! Подходы искать будете?

— Зачем? — поднимаясь и отряхиваясь, спросил Павел. — У меня есть страшное и секретное оружие! — Князем окончательно овладело отчаянное веселье обреченного человека — когда от собственных усилий уже мало что зависит и остается лишь шутить.

— Поделитесь секретом?

— Тогда какое же оно секретное будет? — направляясь к выходу, невесело отшутился князь.

— А мне по должности положено! — парировал эсбэшник, принимая шутливый тон начальника.

— Ладно, но только тебе!.. — торжественным шепотом заявил Павел. — Секретное оружие называется Полина Зиновьевна! — Изо всех сил прислушивающиеся к разговору несостоявшиеся носильщики тихонько прыснули.

— А такая тяжелая артиллерия Европейской конвенцией разве не запрещена, а?

— А некому жаловаться!

Борис носился по тесному помещению каюты, то и дело сбивая на пол разбросанные в беспорядке вещи, заламывал руки и причитал:

— Все пропало, все пропало!

Я, попытавшись первые два раза поднять упавшие предметы, чуть не оказался затоптан, поэтому плюнул на все и просто отшатывался при его приближении: в конце концов, это не последние варежки и шарф в нашем гардеробе.