Конечно, весь следующий день мы перезаписывались, потому что Барбара постоянно находила мелкие недочеты и незначительные ошибки. Я задавался вопросом, имею ли право сказать, что Мария Каллас стала великой благодаря страстному исполнению и при этом не обращала внимание на техничные неточности. В какой-то момент глупая шутка сблизила нас. Барбара сидела на стуле в вокальной кабинке. Прежде чем в очередной раз спеть часть «Touch me», она спросила, нужно ли ей встать во время смены регистра.

«Барбара, – ответил я, – большинство исполнителей записывают мои песни, преклонив колено».

В тот раз мы записали лучшую версию. Я ушел из студии в полном восторге, что получил лучшую запись какой-либо из своих песен за всю карьеру. Через две недели CBS прислали мне финальную версию, которую она одобрила. Все неточности были сглажены. С точки зрения техники, исполнение было безупречным. Я понял, что Барбара знает свою аудиторию, и я уверен, что ее версия лучше звучала на радио, чем спродюсированная мной. К сожалению, у меня не осталось записи. Я хотел бы сравнить ее с потрясающей версией Николь Шерзингер, которую мы записали после того, как она появилась в лондонской постановке «Кошек» в 2015 году. На момент написания этой книги запись все еще не вышла[82]. В тот единственный раз, когда ее поставили на британском радио, она буквально остановила движение в городе.

МЕЖДУ ТЕМ, «Кошки» развивались, и Стигвуд носился с экранизацией «Эвиты» под руководством Кена Рассела. В октябре Кен устроил кинопробы, чтобы найти не только Эвиту, но и актеров на другие роли. Забавно, что в моих записях есть упоминание о том, что Сара Брайтман пробовалась на роль любовницы, и я написал «нет» напротив ее имени. Дэвид Эссекс и Пол Николас тоже включились в борьбу, но буря разразилась вокруг вопроса, кто будет играть Эву. Мы прослушали нескольких актрис: невероятную исполнительницу из испанской постановки Палому Сан-Басилио, не так экзотично звавшуюся Элейн Пейдж и незнакомую мне Карлу Девито. Я был занят новым кастингом для «Кошек», когда получил от Кена Рассела следующее письмо, датированное 13 октября.

15 октября Тим написал ответ:

Ни при каких обстоятельствах я не хотел лезть в это змеиное гнездо. 20 октября я должен был вернуться в Нью-Йорк, так что я написал довольно короткую записку: «Основываясь на пробах, которые я видел, я вынужден согласиться с Кеном, но мне кажется, что Элейн нужно дать второй шанс, чтобы проявить себя музыкально». Я отметил: «”Эвита“ в Америке принесла нам гораздо больше денег, чем в Британии… Думаю, крайне непродуктивно брать на главные роли только британских актеров». Мой внутренний Викарий из Брэя продолжал: «У меня нет любимчиков, и я не вполне уверен, что мы уже нашли идеальную Эвиту». Должно быть, Роберт примирил всех, так как к моему возвращению Кен все еще был у руля.

ОСЕНЬЮ мы с Тревором Нанном, Джоном Непером и Кэмероном обошли весь Нью-Йорк в поисках дома для «Кошек». Мы хотели поставить их на старой сцене «Роузленд Болрум» на Пятьдесят второй улице. Но, несмотря на обещания, которыми Шуберты кормили Тревора, пришедшего в восторг от здания, они им не владели. Так что было очевидно, что нам придется работать в одном их театров. Шуберты утверждали, что «Роузленд» обречен на снос. Вскоре проблема сошла на нет.

Фаворитом стал «Уинтер Гарден». Этот занятно спроектированный зал приходится по душе не каждому продюсеру. Своей причудливой формой амфитеатра он обязан своему оригинальному воплощению в качестве американской лошадиной биржи. В 1911 году здание перестроили для театра. Тогда Шуберты сняли его для мюзикла Джерома Керна «La Belle Paree», с которого началась карьера Эла Джолсона. Последующие реконструкции не смогли полностью скрыть происхождение театра. Его сцена нестандартно широкая и низкая и подходит не для всех шоу. Впрочем, полукруглая форма зрительного зала позволяет выдвинуть сцену немного вперед, так, чтобы она попала в поле зрения всего театра. Это как раз было главным требованием Тревора к будущему «кошачьему дому». Также он хотел, чтобы стены в зале были покрашены в черный, что вызвало недовольство в лагере Шубертов, так как внутреннее убранство театра было выполнено в традиционных розовых и золотых оттенках. Хотя «Кошки» в «Уинтер Гарден» никогда не приобрели бы ту же камерность и интимность, что на сцене Нового лондонского театра, по крайней мере, мы нашли хоть какое-то подобие нашей полукруглой сцены. Заключив сделку, я поспорил с Джерри Шонфельдом, что «Роузленд» все еще будет стоять на месте, когда мы закроем «Кошек». Восемнадцать лет спустя я выиграл спор: «Роузленд» закрылся только в апреле 2014 года. Последней на его сцене выступала Леди Гага.

Берни и Джерри очень сильно давили на нас, чтобы мы адаптировали шоу для бродвейской аудитории. Говоря прямо, они стремились сделать из «Кошек» грандиозное зрелище. Они хотели переписать некоторые сцены, а некоторые вовсе убрать. Кроме того, они все еще ворчали по поводу хореографии, хотя уже получили высокую оценку работы Джилли от своего бога – Майкла Беннета. Я мог смириться с сокращениями, но не с переработкой текстов. Тревор отмахнулся от обсуждений, пообещав, что мы попробуем внести изменения в Лондоне. Премьера была намечена на октябрь 1982 года. Последние прослушивания – на февраль 1982 года. Такое расписание позволило бы Тревору весной и летом заняться проектами Королевской шекспировской компании.

«Кошки» были не единственной моей целью той осенью в Нью-Йорке. Двое молодых продюсеров, Гейл Берман и Сьюзан Роуз, мучились с новой постановкой «Иосифа» в театре «Интермедия». Помимо того, что я дал свое благословение чудесному британскому режиссеру и хореографу Тони Таннеру, больше я не сделал ничего. Вероятно, этим можно объяснить успех постановки, которая ближе к новому году переместилась в «Роял-театр» на Бродвее. Всего одно нововведение Тони помогло вытащить «Иосифа» из кризиса: он взял девушку на роль рассказчика. Таким образом, появился контраст между мужским миром Иосифа и его братьев и Лори Бичман, миниатюрным двигателем сюжета, которая играла важную роль в моей карьере вплоть до преждевременной смерти от рака яичников в 1998 году.