Все то, что я считала правдой, никогда не подвергая сомнению услышанное…

Ненависть девяти миров переполняет каждую клеточку моего тела и бешено бурлит в моих жилах, напрочь лишая тех жалких крупиц здравого смысла, которые еще оставались.

– МОЖЕТ БЫТЬ, КТО-НИБУДЬ ОБЪЯСНИТ МНЕ, КАК Я В МЛАДЕНЧЕСТВЕ ОКАЗАЛАСЬ НА РУКАХ У МАЙКА – ВОТ ЗДЕСЬ, РЯДОМ С ВАМИ?

Я разворачиваю к ним экран компьютера, чтобы продемонстрировать фотографию. Ту самую фотографию, где – благодаря альбомам моей матери – я узнаю саму себя. Фотографию, где укутывающее меня одеяльце, бесконечно знакомое мне с детства, придерживают заботливые руки Майка Аринсона.

Сердце так сильно сжимается в груди, что, кажется, меня вот-вот вырвет. В голове путается невероятная куча мыслей, от которых на глаза неудержимо набегают слезы, и я яростно вытираю их в ожидании ответа.

Картер меняется в лице и бледнеет как смерть. Только глаза у него сверкают. И поскольку сам он, похоже, потерял дар речи, я пользуюсь этим, чтобы понять, до какой степени Сыновья Дьявола посмели мной манипулировать. Я по очереди заглядываю в глаза ребятам – одному за другим. Впервые Кларк не выдерживает моего взгляда. Он отворачивается, прикрыв на пару секунд глаза. Такер трет руками напряженное лицо, а Сет нервно ерошит волосы. Джастин отступает и падает на диван, тогда как Шон поворачивается ко мне спиной, не в силах на меня смотреть, зато Джесси и Итан смотрят на меня как зачарованные, и слово «виновен» практически написано у них на лбу. Что касается Картера, то он открывает рот, но, тут же передумав, снова его закрывает.

Никто из них мне не отвечает, и атмосфера становится уже невыносимо гнетущей. Я задыхаюсь.

– Почему я на этой фотографии? – ледяным тоном спрашиваю я во второй раз.

В этот момент Картер Браун Аринсон уже больше не импозантный, всеми уважаемый миллиардер. Он выглядит таким хрупким и уязвимым, что, кажется, вот-вот рассыплется на кусочки – как будто он сделан из фарфора.

– Авалон, мне очень жаль…

Его глаза полны бесконечной муки, тогда как для меня просто находиться в одной с ним комнате становится невыносимо. Слова, которые ему удается наконец произнести, убивают меня:

– Майк твой отец. Я твой крестный отец.

Я стою, молча разинув рот. Боль в груди превращается в пытку, в голове царит сплошной хаос.

– МОЙ ОТЕЦ УМЕР!

Когда Картер пытается сделать шаг мне навстречу, я кричу ему, чтобы он не приближался.

– Чтобы защитить вас от Кровавых Братьев, нам пришлось представить все так, будто вы погибли – ты и твоя мать. У нас не было выбора!

С каждым его словом я все яснее чувствую, что моя жизнь рухнула. Я резко трясу головой, чтобы стереть их из памяти, но они снова и снова гнусным несмолкаемым эхом звучат у меня в мозгу.

Майк твой отец. Я твой крестный отец.

Майк твой отец. Я твой крестный отец.

Майк твой отец. Я твой крестный отец.

Ничто не может заглушить его голос в моей голове.

Компьютер выскальзывает у меня из рук и разбивается об пол.

Он кинул Кровавых Братьев – самую могущественную и самую безжалостную банду во всей Америке. Они торжественно заявили, что отныне любой младенец, родившийся в семье Аринсонов, будет принадлежать им.

Я испытываю такую сильную боль, что подношу руку к ране в уверенности, что она снова открылась и я истекаю кровью. Но нет. Итан все сделал как надо. Подтверждением этой боли служит поток не крови, а лишь моих слез.

– Моя мать… Она… Она думает, что Майк мертв?

Картер качает головой: он выглядит так, словно разом постарел на десять лет.

– Она была в курсе, с самого первого дня.

Воображаемый кинжал вонзается мне в грудь так глубоко, что у меня перехватывает дыхание.

Это просто невозможно… Только не она, она никогда бы не смогла со мной так поступить. Я слушала, когда она рассказывала о моем покойном отце, я видела, как она оплакивала его смерть по ночам, когда думала, что я сплю. Она умоляла Фригг погасить в ней любовь к мужу, чтобы ей легче было справиться с его отсутствием.

Как я только могла быть такой наивной?

У меня вырывается отчаянный всхлип. Согнувшись пополам, я хватаюсь за живот, чувствуя, что меня может вывернуть наизнанку в любую секунду. Но потом меня начинает распирать ненависть, выжигая все внутри. Я выпрямляюсь, чтобы взглянуть в глаза Сыновьям Дьявола.

– А вы? Вы же тоже с самого начала были в курсе, разве не так?

– Да, – отвечает Кларк с каменным лицом.

Меня охватывает новый приступ горького смеха, усиливающего мою боль.

Все они сообщники Картера. И они только что разбили мне сердце. Конечно, я знала, что не могу им доверять. Они неоднократно мне это доказывали и на этот раз лишь добили меня.

– Это же был приказ Картера, да? У вас же просто не было выбора.

Я хохочу как сумасшедшая, изливая в припадках неконтролируемого хохота все переполняющие меня разрушительные эмоции.

– Вы все непревзойденные актеры. Кроме шуток! Вы заслуживаете «Оскар». Нужно же было так придумать, чтобы я поверила, будто попала к Сыновьям Дьявола, потому что оказалась не в том месте и не в то время. Но это был твой план, – говорю я Картеру.

Меня поражает внезапно открывшийся мне масштаб его интриг. Действительность камня на камне не оставляет от последней надежды на то, что – как мне казалось – я хоть как-то могу распоряжаться собственной жизнью.

– А полиция… Копы просто так не заявятся на обычную студенческую вечеринку. Во всяком случае, не в таком количестве. Билл хочет сцапать вас любой ценой, но он тебя знает. Ему должно было быть известно, что он не найдет ничего компрометирующего на той вечеринке, с которой меня увез Кларк. Если только…

Чем больше слов вылетает из моего рта, тем сильнее повышается тон моего голоса.

– Ты ведь не воспользовался тем давлением, которое оказал на меня Билл, чтобы приблизить меня к себе, ты создал это давление! Ты отправил копов в братство, чтобы Кларк увез меня на глазах у Билла и тем самым продемонстрировал мою связь с вами!

Я уже кричу от отчаяния, идеально отражающего состояние моей души.

– Все это было сплошной ложью. Я не могла распоряжаться собственной жизнью, начиная с моего появления в университете. Все было просчитано заранее, и я была целью плана, выходящего за пределы человеческого понимания: вернуть принцессу Аринсон в лоно семьи, чего бы это ни стоило!

Картер, с искаженным от боли лицом, делает шаг в мою сторону. Но разлетевшаяся на мелкие осколки ваза, которую я швыряю на пол, разубеждает его подходить ближе хотя бы на сантиметр. И тогда он поднимает руки и говорит со мной с предельной мягкостью:

– У тебя всегда был выбор, Авалон. Ты могла сама распоряжаться своей жизнью.

Мой голос звенит от напряжения еще сильнее, чем звенели осколки вазы у наших ног:

– Выбор?! Спасти брата Лолы и всех остальных, дав ложные показания, или жить себе как ни в чем не бывало и позволить копам посадить их в тюрьму, потеряв при этом подругу, а заодно и поставив крест на моей социальной жизни?

Из моих глаз фонтаном льются слезы, я всхлипываю.

– ТЫ БЕЗ КОНЦА МАНИПУЛИРОВАЛ МНОЙ, КАРТЕР! ТЫ ЖЕ ОТПРАВИЛ МЕНЯ В КАНАДУ, ЧТОБЫ Я ВСТРЕТИЛАСЬ С МОИМ ДРАГОЦЕННЫМ ПАПОЧКОЙ!

Вопль, вырывающийся из моего горла, полон жестокой боли, мое сердце разрывается на части, и, если бы я не стремилась сохранить хоть какое-то подобие достоинства, от отчаяния я бы просто рухнула на пол. Но мою голову неизменно венчает эта проклятая невидимая корона.

– Он же тоже заставил меня поверить, что пройти границу будет для нас опасно… Он же тоже проверял меня и участвовал во всех этих уловках.

Я вспоминаю обо всем, что мы пережили во времена моего детства. О матери, которой пришлось одной справляться с моей болезнью и которая из кожи вон лезла, чтобы оплачивать мои больничные счета. О бессонных ночах, на которые она была обречена из-за четырех работ, куда