обратил их в беспорядочное бегство, закончившееся только за стенами Лувена. За полтора часа французы потеряли 15 тысяч человек, обоз и артиллерию; добычей победителей стали линия Шельды, Брюссель, Антверпен и Брюгге. Для полного освобождения Фландрии понадобились только четыре удачные осады, последовавшие за битвой при Рамильи.

Еще более, чем победой при Рамильи, знаменателен этот год окончательным соединением Лиг лип с Шотландией. Как уничтожение прежнего их объединения было первым делом правительства Реставрации, так его восстановление было одной из главных целей правительства, последовавшего за революцией. Но выполнение плана долго задерживалось церковными и торговыми несогласиями. Шотландия отказывалась принять на себя часть английского долга, Англия не хотела отказаться от своего исключительного нрава торговать с колониями. Англиканское духовенство стремилось восстановить епископство в Шотландии; шотландские пресвитериане не хотели даже слышать о юридическом разрешении епископальной церкви. Но в 1703 году принятие шотландским парламентом «Закона о престолонаследии» показало, наконец, руководителям Англии, как опасно дальнейшее промедление. При обсуждении этой меры шотландские виги, заботившиеся только о независимости своей страны, шли рука об руку с шотландскими якобитами, стоявшими за интересы претендента. Якобиты исключили из закона имя принцессы Софии; виги ввели в него постановление, допускавшее признание английского короля государем Шотландии только при условии его ручательства за религию, свободу и торговлю шотландского народа. Подобная мера представляла большую опасность, так как после смерти королевы обещала признание Шотландией претендента, а это грозило войной между Шотландией и Англией. Тем не менее вопрос был решен только через три года, благодаря рассудительности и решительности лорда Сомерса. Он отверг предложенный шотландцами, скорее, федеративный, чем законодательный союз, а также коммерческие притязания английских купцов.

«Закон о союзе» установил соединение обоих королевств в одно, под названием Великобритания, и поставил передачу короны Соединенного королевства в зависимость от постановлений английского «Закона о престолонаследии». Шотландские церковь и право остались нетронутыми, но все торговые преимущества были распространены на шотландцев и была введена единообразная монетная система. Впредь Соединенное королевство должен был представлять один парламент; для этого к 513 английским членам Палаты общин было присоединено 45 депутатов Шотландии, а к 108 лордам, составлявшим Верхнюю палату Англии, было добавлено 16 пэров, представлявших Шотландию. Сопротивление шотландцев носило ожесточенный и почти всеобщий характер. Ответом на опасения пресвитериан служил «Закон о гарантиях», вошедший в состав договора о союзе и требовавший от каждого государя при его вступлении на престол обещания охранять пресвитерианскую церковь. Но никакие гарантии не могли удовлетворить восторженных патриотов или фанатичных камеронцев. Якобиты просили войск у Франции и сговаривались о восстановлении Стюартов. Патриоты толковали об отделении от Палат, высказавшихся за союз, и о созыве нового парламента.

Но здравый смысл и преданность торговых классов делу протестантского престолонаследия взяли верх. Шотландский парламент принял предложение, и в 1707 году договор о союзе стал законодательным актом, на который королева Анна выразила свое согласие в благородных словах. «Я желаю, — сказала она, — и ожидаю от моих подданных обеих наций, что впредь они будут относиться друг к другу со всеми возможными уважением и расположением, так, чтобы весь свет увидел, что они сердечно желают стать одним народом». Время более чем оправдало эти надежды. Оба народа, соединенные с тех пор, постоянно составляли единое целое. Для Англии представляло выгоду устранение постоянно грозивших измены и войны. Шотландии союз открыл новые источники богатства, которыми прекрасно воспользовалось ее энергичное население. Фермы Лотиана превратились в образцовые хозяйства. Рыбацкий город на Клайде разросся в богатый и многолюдный Глазго. Мир и образование превратили диких горцев в мирных пастухов и земледельцев. Перемена эта не сопровождалась утратой духа народности. Мир едва ли когда-нибудь видел более сильное и быстрое развитие национальной энергии, чем в Шотландии после заключения союза. Исчезла только зависть, со времени Эдуарда I разъединявшая два народа, которых общность происхождения и языка предназначила к объединению. Союз Шотландии и Англии оказался устойчивым и действенным только потому, что был просто законодательным признанием и проведением факта национальной жизни.

Поражение при Рамильи до последней степени ухудшило положение Франции. За утратой Фландрии после победы принца Евгения, освободившей Турин, последовала потеря Италии. Не только Питерборо удержался в Испании, но и Карл III с армией из англичан и португальцев вступил в Мадрид. Мальборо находился на вершине славы. Победа при Рамильи дала ему возможность принудить королеву Анну, несмотря на ее ненависть к вигам, допустить в министерство злейшего врага их партии лорда Сандерленда и таким образом выполнить свой договор с ними.

Но поддерживавшаяся им до тех пор система политического равновесия стала разрушаться. В конституционном отношении Мальборо сделал последнюю попытку управлять Англией не иначе, чем при помощи одной партии. То объединение партий, к которому он постоянно стремился со времени своего разрыва с крайними тори, скоро оказалось невозможным. Возраставшее противодействие тори войне заставляло герцога все больше опираться на вигов, дорого продававших свою поддержку. Сандерленд, унаследовавший от своего отца взгляды на партийное управление, намеревался восстановить вигское министерство и устранить из него умеренных тори, несмотря на желание Мальборо удержать их. Узнав о давлении, оказываемом на него вигами, герцог гневно писал домой: «Англия не погибнет от того, что несколько человек недовольны».

Раздражен был не только Мальборо. Предвидя, что ему грозит отставка, Харли начал интриговать при дворе против вигов и Мальборо при посредстве госпожи Мэшем, фрейлины королевы, отнявшей у герцогини расположение Анны. То же опасение побудило Сент-Джона, обязанного своим быстрым возвышением милости герцога, содействовать планам Харли. Мальборо попытался снова привлечь их обоих на свою сторону, но оказался в полной власти у единственной партии, упорно выступавшей за войну. Частное соглашение вигов с бывшими противниками вызвало у герцога необычайный взрыв гнева в парламенте, но достигло своей цели и убедило его в невозможности дальнейшего сопротивления. Однако королева противилась упорно и ожесточенно. Душой Анна принадлежала тори, и подчинение Мальборо требованиям вигов лишило его ее прежнего доверия. Только угрожая отставкой, он добился от нее допущения Сандерленда в министерство. Герцогиня навязала Анне волю своего супруга при помощи бурного взрыва гнева, и это превратило дружбу королевы с ней в жестокую вражду. Гнев королевы усилили новые уступки Мальборо требованиям вигов: за сочувствие к тори он отнял у Питерборо командование и вырвал у Анны согласие на отставку от должностей Харли и Сент-Джона, представителей умеренных тори.

Их отставка сопровождалась полным торжеством вигов: Сомерс стал президентом Совета, Уартон — наместником Ирландии, низшие должности были заняты людьми вроде молодого герцога Ньюкасла и Роберта Уолполя, которым предстояло сыграть большую роль в позднейшей истории Англии. Между тем великая борьба на материке