– А с вашей стороны это место обследовали?

– Что там обследовать? Кому положено, прошлись, конечно, оружие собрали, трупы, документы. Меня в известность, по малости чина, никто не ставил.

– Хотелось бы знать, – раздумчиво сказал Ляхов, – искать надо именно в здешнем времени или в реальности тоже можно?

– Многого ты от меня хочешь. Ну, не знаю я! А в плане догадки… Если меня к тебе прислали сюда, значит, там ничего не нашли.

– Что ж, поехали…

Колосову Ляхов приказал ждать их на базе, а лучше – на одном из кораблей, до вечера.

– Рацию держите на приеме. Если будет нужно – передам дополнительные указания. До ночи не вернемся, и связи не будет – езжайте вот сюда, – он указал точку на карте. Вдруг разминемся – возвращайтесь в Тель-Авив.

– Так зачем же, командир? – встревожился поручик. – Давайте мы сразу с вами!

– Не надо. Дело у нас там такое, весьма секретное, а опасности почти никакой. Отдыхайте, в море искупайтесь, когда еще придется.

Ляхов сам не знал, почему не хочет брать с собой охрану. Не хочется, и все.

На перевал они поднялись той же дорогой, что и в первый раз с Тархановым.

А теперь получается, уже четвертый. Действительно – закольцовка. Сначала – волею случая, да и то как сказать, два других – с участием потусторонних сил, и вот сейчас – якобы на основе свободного выбора, но в ситуации, когда иного выхода как бы и нет.

Заколдованное место, не хуже, чем у Гоголя.

Разумеется, сейчас Ляхов вполне мог бы повернуть руль и покатиться вниз, к морю. Наплевав вообще на все. Единственное конкретное задание высшего командования он выполнил. И имеет полное право вернуться, хоть с Розенцвейгом, хоть без него. От двойника, конечно, так просто не отделаешься – захочет, потащится следом в нашу реальность. И без всякого самолета, своим ходом догонит, а то и перегонит. И явится к Чекменеву первым, себя объявить настоящим Ляховым, а его – подменышем.

И вы скажете мне, что там сумеют распознать переставку? А вот большой вопрос. Кто знает, сколько необходимой информации уже закачано в его мозги и сколько еще добавят? Квантум сатис[77], пишут в рецептах.

Значит, я делаю выбор совершенно свободно? А как же!

Да и самому ведь чертовски интересно, а что там у только что подаренного плюшевого мишки внутри? Неужто только опилки? Фу, как банально!

А если бы вдруг оказались настоящие потроха, с кровью, веселее бы стало?

– Слушай, кстати, – небрежно спросил он двойника, любующегося панорамой, – в твоем варианте Чекменев рядом с Розенцвейгом не крутился?

– Какой Розенцвейг? Мне он там не попадался…

– Как? Ты ведь говорил, как он к тебе за столик подсел. Вербовщик…

– Я? Говорил? Что-то ты того. Александр Иванович там был…

– Тьфу, черт! А я все время думал, что это тоже Розенцвейг… Ну, так оно прозвучало – «и ко мне тоже», что я сразу ту картинку и увидел. И все к нашему Львовичу приглядывался. Все мысли в эту сторону крутились…

Они посмотрели друг на друга, не зная, смеяться или как.

На площадке, где встречался с Вадимом прошлый раз, Ляхов машинально поискал глазами, нет ли тут окурков, единственного материального следа. Конечно, не увидел ничего, сколько времени прошло, дождей, ветров. А вот гильзы так и валялись, потемневшие, в зеленых лишаях.

Начали спускаться по крутой «дороге смерти».

– И где же мы эту пещеру будем искать? – вслух рассуждал Ляхов.

– Сказано же – на месте взрыва…

Искать долго не пришлось. Как раз в том месте, где помещались возглавлявший боевиков шейх и контейнер с «Гневом», где на каменных откосах еще не стерлись отметины от пуль Тарханова и последних гранат Ляхова, она и обнаружилась.

Выступающий почти к середине карниза отрог горного кряжа был рассечен узкой косой расселиной, в устье которой тогда стоял «Гочкис». Здесь тоже сохранились полузанесенные песком крупные гильзы, обрывок металлической пулеметной ленты, пустая прорезиненная упаковка от индивидуального пакета. Иных, более поздних следов человеческой жизнедеятельности не наблюдалось. Словно действительно за прошедшее после боя время не ступала сюда нога человека. Что было несколько странно.

В полевых сумках у обоих имелись штатные электрофонарики с инерционным приводом. Практически вечные, не нуждающиеся в батарейках. Светят далеко и ярко, только нужно время от времени встряхивать, как погремушку.

Метров через тридцать Ляхов увидел, что впереди – тупик. Потолочная плита несколькими уступами опустилась ниже человеческого роста и бугристые стены сомкнулись под тупым углом.

– Вот и пришли, – со странным облегчением констатировал он. Все, что требовалось, они сделали. Можно возвращаться.

– М-да, – разочарованно ответил Вадим. – Странно как-то. И мне говорили, и Шлиман… Однако же – факт налицо, – он водил лучом фонаря по стенке напротив. – На кладку не похоже, явный монолит… А ну-ка! Стоп-стоп-стоп… Нет, ты погляди! Это ж надо!

Действительно, устроено было хитро. Природа постаралась не хуже строителей египетских пирамид, придумывавших всякие уловки для борьбы с грабителями погребальных камер. Понять, в чем тут фокус, можно было только проделав последний десяток шагов на четвереньках. А зачем ползти под опасно нависающую плиту, если и так все очевидно? Вадим догадался о секрете только потому, что в какой-то момент луч фонаря отбросил на правую стенку лаза странную тень.

Два каменных траверза хитрым образом перекрывали друг друга наподобие театральных кулис, а их окраска и многочисленные трещины и каверны создавали полную иллюзию сплошной преграды. На самом же деле места было вполне достаточно, чтобы протиснуться без особого труда.

– Куда нас несет, – ворчал Ляхов, цепляясь плечами за выступы породы, – свалится камешек, и амбец нам!

Впрочем, щель, или, лучше сказать, своеобразный тамбур, тут же и кончилась. Крысиный лаз, расширившись воронкой, превратился в настоящую пещеру, уходящую, судя по компасу, на северо-северо-восток. С ощутимым подъемом.

– Давай перекурим, – предложил Ляхов, осматриваясь. Что самое интересное, с этой стороны проход, через который они проникли, тоже выглядел тупиком.

– Ну и что, идем дальше? Куда, зачем? Не нравится мне здесь что-то. Неестественно выглядит. Тут ведь после боя наши контрики, израильские тем более все бы перерыли. Истоптано бы было, окурки валялись, да мало ли… И дырку бы нашли. Не сами, так собаки учуяли бы. А здесь с сотворения мира никто не проходил. Для нас, что ли, специально проходик открыли?

– Я и сам тут понимаю значительно меньше половины. Но! Шлиман, вишь, не соврал. Пещера вот она, причем со странными свойствами. Меня тоже никакой конкретикой не снабдили. Имеется, мол, природная аномалия, могущая оказаться весьма интересной… И если она обнаружится, действовать решительно. Если что – нам помогут.