отфильтрованным атмосферой Земли, а жестоким прямым солнечным светом космоса. Дом необходимо будет экранировать от ужасной жары и слепящего света в дневное время, а также защитить от экстремального холода, когда сфера окажется в тени Земли, а Солнце – на другой стороне. Приготовление пищи поставит новые задачи. Такая простая вещь, как кипячение воды, получается совершенно иной, когда нет гравитации.

Одно можно сказать с уверенностью: архитектура для свободной от гравитации среды появится – однажды. Ирония в том, что новая свобода принесет свои ограничения, которые мы пока даже не можем представить. Люди на протяжении тысячелетий выясняли, что подходит для жилищ, рабочих мест, целых городов и для размещения разного рода деятельности в мире, где есть гравитация. В космосе нам придется начинать почти с нуля. И опять архитектор будет сталкиваться с ограничениями – непередаваемыми требованиями новой реальности, – и именно эти ограничения в очередной раз будут открывать новые возможности и вдохновлять на творчество.

Глава 11

Вера и мир

Интерьер синагоги в проекте Дома семейства Авраамова в Абу-Даби

На протяжении всей моей жизни арабо-израильский конфликт оказывал на нее мощное влияние. Конфликт начался задолго до моего рождения, в 1938 году, и продолжается до сих пор, накручивая новые витки ярости. Он не был бы длительным, если бы не реальное столкновение интересов. Этот конфликт имеет глубокие корни и отбрасывает тень на жизни всех, кто в него вовлечен.

Как от еврея-израильтянина от меня ждут, что я буду защищать «свою» сторону конфликта. Но я всегда воспринимал себя больше как посредника, примирителя и старался вести себя именно так. Я вырос в социалистической сионистской среде и продолжаю чувствовать крепкую принадлежность к Израилю, поэтому часто задаюсь вопросом, как у меня формировалось подобное, более отстраненное личное отношение. Без сомнения, есть много евреев и много израильтян, которые страстно желают разрешения конфликта. Однако в основе моей точки зрения лежит убеждение в том, что, наряду с признанием наличия массы различий и конфликта интересов, мирное сосуществование принесло бы региону процветание в экономике и культуре.

Когда я был юношей, в мои ранние годы в Израиле, к арабскому народу всегда было презрительное отношение. Это был своего рода невежественный, бездумный расизм. Если кто-то недобросовестно выполнял работу, ее с презрением называли avoda aravit – «арабская работа». Несомненно, израильтяне-ашкеназы, со своим европейским наследием и полным погружением в западную культуру, демонстрировали сильные предубеждения в отношении Леванта и его народа – и не только арабов-мусульман, но и арабов-христиан, не говоря уже о евреях-сефардах. Сегодня, много десятилетий спустя, у некоторых жителей Израиля такое колониальное превосходство сменилось еще более отвратительным отношением.

При самом крайнем проявлении такого отношения лишение жизни еврея считается убийством, тогда как лишение жизни араба получает религиозную поддержку. Такое положение вещей было показано в израильском телевизионном мини-сериале «Наши мальчики», основанном на реальной истории арабского юноши, которого похитили и убили, чтобы отомстить за убийство трех израильтян палестинскими боевиками. Конечно, злодеяния совершаются всеми сторонами. Среди евреев-израильтян ненависть подпитывается не только ортодоксальной доктриной и поддерживается религиозным законом. Для евреев-мизрахим – тех, чьи семьи родом из арабских стран, – ненависть также подпитывается страхом и чувством обиды, порожденными притеснениями на протяжении истории, а также необходимостью дистанцироваться от тех народов, с которыми на самом деле у них много общего. Правые, среди которых много евреев-мизрахим, – сейчас доминирующая политическая сила в Израиле.

Между тем отношение к Израилю и к евреям за границей часто отвратительное. Несколько лет назад мы с Михаль были на небольшом частном ужине в Англии – в сельской резиденции известного архитектора – среди просвещенных интеллектуалов, относящихся к левому крылу. Тем не менее, когда темой разговора стал Ближний Восток, атмосфера просто накалилась от возмущения, которое высказывалось в отношении Израиля и которое по непонятной причине смешивалось с антисемитскими нотками. Для меня как израильтянина присутствие на ужине стало пребыванием на сцене на месте свидетеля. Большую часть своей жизни я провел на этом месте свидетеля.

И становится только хуже. Бывают моменты, когда я хотел бы позволить себе критиковать действия правительства, как мы это делаем в Израиле во время званых вечеров по пятницам (после ужина в шаббат), когда израильтяне дают выход своему разочарованию и высказывают критические замечания. Но это невозможно сделать в агрессивной среде.

Чувствовать себя посредником – значит постоянно искать решение. Я не потерял оптимизма и надеюсь, что в конце концов появится какая-то форма мирного сосуществования, хотя мой оптимизм может быть уничтожен. Как бы то ни было, я не жду какой-то большой сделки – что-нибудь вроде сиквела Кэмп-Дэвида с пожатием рук[10], – а скорее результата, который станет плодом бесчисленных небольших действий, предпринимаемых огромным количеством людей на протяжении многих лет. Богатая и разнообразная культура Ближнего Востока в целом, которую я храню, стала неискоренимой частью самого Израиля. Она проявляется в литературе, в кино, в музыке, в кухне. Современный иврит содержит арабские слова точно так же, как речь арабов-израильтян содержит слова из иврита. Десятки лет назад тонкости в одежде, прическе и акцент позволяли легко отличить араба от еврея. Сегодня этого больше нет. Туристы в Израиле часто путают и не способны отличить представителя одной стороны конфликта от представителя другой стороны.

В своем поиске решения я стремился воспользоваться любой возможностью заниматься проектами и устанавливать другие профессиональные связи с арабскими странами. Я очень хорошо помню один момент в Саудовской Аравии в 2014 году. Я и двое моих коллег находились там с визитом в связи с работой над крупным городским проектом для клиентов-саудитов – районом смешанного использования, известного как Маясем на севере Джидды. Получилось так, что мы оказались в городе во время Рамадана. После полуночи, когда пост прервался и Джидда ожила, мы с представителями принимающей стороны пошли гулять к Старому городу. Неожиданно ко мне подошли три молодых человека в традиционной одежде и куфиях. «Мистер Сафади?» – обратились они ко мне, подчеркивая традиционное арабское произношение моей фамилии. Я удивленно обернулся. Они представились студентами архитектурного факультета Университета Джидды. Они выразили восхищение моей работой и пожелали сфотографироваться вместе. Я был тронут, и это чувство превосходило все, что я бы почувствовал при сходных обстоятельствах в Шанхае или Стокгольме. Архитектура создала связь, можно сказать, «через линию фронта».

* * *

В своих лучших проявлениях архитектура обладает ярко выраженной способностью подниматься над всем, что нас разъединяет. Это особенно верно, когда архитектура стремится уловить духовные устремления человечества. В 2007