Манхэттена через Ист-Ривер на Бруклин и Квинс, то городской пейзаж в этих районах состоял в основном из низкоэтажных зданий. За исключением центра Бруклина, там не было ни одной башни. Посмотрите в этом направлении сегодня – и вы увидите десятки башен. Все они появились быстро и без особого планирования. Вся эта застройка могла бы выглядеть совершенно по-другому, если бы ее объединяла общая концепция, предусматривающая, кроме прочего, обеспечение инфраструктурой и план для возвращения людям берега реки; в общем, все можно было бы продумать с учетом перспективы. Но в целом по всей Америке каждый застройщик получает участок земли под свой контроль, а потом ему позволяют до предела масштабировать то, что можно построить на этом участке. Такие застройщики действуют вне какого-либо соглашения по вопросам, касающимся культуры и того, что является желательным, даже когда подобное соглашение существует, а такое бывает редко.

Помню, как приехал к Роберту Мозесу в середине 1970-х, ближе к концу его жизни. Он пригласил меня в свой офис на острове Рандалс в Нью-Йорке, находящийся буквально в тени моста Трайборо, одного из его творений, потому что хотел узнать больше о Habitat. Роберт подарил мне копию своей книги «Общественные проекты: опасное занятие» (Public Works: A Dangerous Trade), которая представляла собой автобиографический сборник, и подписал ее. Офис Мозеса, возможно, подошел бы кому-нибудь с гигантскими запросами, но для него он казался слишком большим. Во взгляде Роберта по-прежнему сверкали искорки, но поведение выдавало в нем человека одинокого и какого-то ожесточенного. Книга Роберта Каро «Политический брокер» (The Power Broker), опубликованная незадолго до моего визита, нанесла серьезный урон репутации Мозеса. В опубликованной ранее книге Джейн Джекобс «Смерть и жизнь больших американских городов» был представлен взгляд на городскую жизнь, совершенно противоположный взглядам Мозеса, и мои симпатии до некоторой степени принадлежали Джекобс. Благодаря воле и ораторскому искусству Джекобс спасла Гринвич-Виллидж от бульдозеров Мозеса. Побочным продуктом стала дискредитация идеи больших планов в целом. Мозес продвигал некоторые деструктивные идеи, но он также подарил Нью-Йорку необходимые шоссе, обсаженные деревьями, прекрасные пляжи и парки. Нам нужны амбициозные мечты. Мы просто должны убедиться, что в наших мечтах соблюдается баланс между опасениями и волнениями Джейн Джекобс и видением «больших планировщиков» – это серьезная проблема городского планирования.

Регулирование – важнейший инструмент. Небезынтересно посмотреть, как городам, в которых имеются нормативные требования к дневному освещению и проникновению солнечного света, удается управлять плотностью застройки, массовостью и типологией зданий. Примером могут послужить многие из крупных исторических городов Европы; на самом деле в наши дни в основном только в Европе и можно встретить такое регулирование. Строительство 59-этажной башни Монпарнас в Париже в 1973 году потрясло город, и власти быстро запретили в дальнейшем строить в границах города здания выше семи этажей. Как гласит старая шутка, смотровая площадка башни Монпарнас предлагает самый лучший вид на Париж, потому что, когда с площадки смотришь на город, не видно башню. Когда плотность застройки, массовость и типология поставлены под угрозу – как произошло в большей части мира, – город меняется, и к худшему.

Помимо превентивного регулирования, нацеленного на защиту, нам также необходимо позитивное регулирование, благодаря которому происходят положительные изменения. Регулирование может подсказать нам, что делать. Вероятно, определенные улицы должны быть аркадными, и индивидуальным строителям придется это предусмотреть, как бы ни различались их проекты во всем остальном. Может быть, все квартиры должны иметь балкон или другое пространство с открытым воздухом, как бы ни отличался один многоквартирный дом от другого. Конкретные идеи могут различаться. Суть в том, что регулирование может касаться качественных вопросов и создавать основу, благодаря которой отдельные усилия, связанные со строительством, можно будет объединить в целое.

Архитектура в условиях нулевой гравитации

Каждый архитектор и фактически каждый инженер узнает, что процесс проектирования и строительства – это вечная борьба с силами гравитации. Большинство из нас воспринимает гравитацию как нечто само собой разумеющееся; это сила, в условиях действия которой мы рождаемся и с которой интуитивно учимся жить. Стикер на бампере подводит итог: «Гравитация. Это закон!» Когда проектируешь здание и рисуешь ручкой крышу, перекрывая широкое пространство, при наличии опыта внутреннее чутье подсказывает: «О, это слишком!» Необходима колонна, а потом балка, а потом еще одна колонна.

Я часто фантазировал: каково было бы заниматься проектированием без необходимости иметь дело с гравитацией? Какого рода архитектура могла бы появиться? Некоторые из наших величайших изобретений в области архитектуры как раз представляют собой ответ на действие силы гравитации. Арка используется для перекрытия пролета между каменными стенами и может превратиться в аркады и акведуки. Своды и купола применяют для перекрытия домов, мечетей, церквей и огромных стадионов. Аркбутаны поддерживают парящие конструкции готических соборов; большие канаты позволяют подвесным мостам пересекать реки и долины. Каждый из этих строительных кирпичиков архитектуры возник и развился для того, чтобы справиться с гравитацией.

С идеей об архитектуре, свободной от гравитации, я впервые столкнулся несколько лет назад, когда от NASA пришло приглашение принять участие в проекте космической станции. В итоге из этой затеи ничего не вышло, но я продолжал интересоваться вопросом о том, каково было бы проектировать дом «где-то там», где гравитации не существует. Позже я узнал, что великий дизайнер Реймонд Лоуи изучал этот вопрос и создал интерьер для Skylab, первой американской космической станции. Начав делать наброски, я был поражен тем, что получилось. Каждую поверхность кубовидного помещения можно было бы представить как место для осуществления разнообразной деятельности. Место для приема пищи можно закрепить на одной стене, спальню – на противоположной стене, гостиную – на третьей. Различия между стеной, полом и потолком исчезли бы. Мы настолько привыкли к окружающей реальности, в которой действуют знакомые законы физики, что непросто представить помещение, где все поверхности доступны для любой деятельности. И нет никаких причин ограничиваться только кубом.

Архитектура в космосе неизбежно будет иметь ограничения. Понадобится герметичная среда, где можно снять скафандр. Помещение должно быть заполнено достаточным количеством кислорода для дыхания. Наиболее подходящая геометрическая фигура для эффективного размещения герметичной капсулы – это сфера. Даже там, где нет гравитации, необходимо создавать и поддерживать атмосферу, поэтому порядок по-прежнему играет важную роль.

Такая сфера по окружности могла бы быть усеяна несколькими выступающими полусферами, которые создают то, что я называю «бухточки» – места для различной деятельности и разного настроения. Определенные объемы и пространства можно было бы растянуть к центру, соединив их с окружностью, для бытовой деятельности.

Дому в космосе придется иметь дело с солнечным светом – не относительно мягким солнечным светом,