Роммель прекрасно осознавал всю опасность положения. Его предупреждали, что 7-я армия и танковая армейская группа «Запад», чья разграничительная линия совпадала с разграничительной линией между американскими и английскими войсками, может вот-вот быть разрезана. Свежие подкрепления отчаянно требовались по всей линии фронта, особенно когда полнокровные соединения, подобные 353-й пехотной дивизии, сократились за одиннадцать дней боев до менее чем 700 человек. И это притом что погода в те дни почти не позволяла американской авиации подняться в воздух!

Американцев тоже беспокоили высокие потери и низкие темпы наступления. На восточном берегу Вира 35-я дивизия попыталась продвинуться вперед, в то время как 30-я дивизия на другом берегу предпринимала безрезультатные попытки добиться прорыва. Разгром 9-й дивизии, не способной теперь наступать, оголил правый фланг 30-й дивизии. К тому же она наткнулась на части 2-й танковой дивизии СС «Дас Рейх».

Улучшаться ситуация начала лишь 15 июля, в день начала корлеттовского «Нокаута». 19-й корпус наконец-то смог воспользоваться поддержкой истребителей-бомбардировщиков П-47 «Тандерболт», обстреливавших и бомбивших германские позиции. К несчастью, два «Тандерболта» приняли за врага одно из подразделений сводной группы Б и подбили американский танк и бронетранспортер. Но 35-я дивизия, использовав в то утро тщательно подготовленный ложный маневр, сумела прорвать линию обороны немцев и заставила их отступить. Давление 19-го корпуса по всему фронту при поддержке массированного артогня, подавлявшего артиллерию противника, заставило немцев израсходовать почти все боеприпасы. Командир 30-й дивизии называл тот день «доброй дракой»[207].

Взоры американского командования были прикованы к 29-й дивизии, ответственной за ключевой участок наступления на Сен-Ло. Ее чудаковатый командир генерал Герхардт пребывал в решимости выжать из обстановки все, что можно. Уважение к Герхардту было отнюдь не всеобщим. Брэдли Холбрук, приписанный к 29-й дивизии военный корреспондент газеты «Балтимор сан», отмечал, что по мере развития битвы за Сен-Ло Герхардт все больше и больше стремился к саморекламе. «Вспоминаю, как в одно утро подошел к нему, – рассказывал Холбрук. – Потери росли, и черт меня побери, если они действительно были неизбежны. Я спросил его, зачем класть столько народу, если можно просто обойти этот район и двигаться дальше. Он повернулся, взглянул на меня и сказал: «Потому что название этого города запомнится всем». И я подумал: «Вот ведь, черт, что за войну мы ведем?»

Герхардт, как и Паттон, был ярым сторонником того, чтобы все выглядели по уставу. Он ничего не мог поделать с небритостью своих людей, потому что возможность привести себя в порядок появлялась во время пребывания того или иного батальона во втором эшелоне. Зато его обоснованно сердило то, что солдаты не застегивали ремешки касок под подбородком. Причина такого поведения солдат состояла в распространенном заблуждении: мол, если застегнуть ремешок, то близким разрывом снаряда может оторвать голову. Сам Герхардт всегда носил каску с туго затянутым ремешком, да и вообще его редко видели без головного убора, поскольку он старался скрыть лысину.

Ближайшей целью его дивизии была деревня Мартенвиль на гребне гряды. Она представляла собой кучку нормандских каменных крестьянских домов с обнесенными стеной двориками по обе стороны от идущей на восток дороги. Кустарник был высокий, непролазный, как и повсюду в Нормандии, а густые яблоневые сады полностью закрыли бронетехнику и артиллерию от воздушного наблюдения. Немецкие парашютисты, как всегда, старательно зарылись в землю, умело перекрыв блиндажи бревнами и землей. Это позволяло выдержать что угодно, кроме прямого попадания крупнокалиберных снарядов и мощных бомб. Парашютистов усилили инженерно-саперными подразделениями и несколькими ротами своей же дивизии, а также остатками 30-й мобильной бригады, на вооружении которой были пулеметы и минометы, и остатками 352-й пехотной дивизии, да еще хорошо замаскированными штурмовыми орудиями, установленными так, чтобы вести огонь по дороге сверху из кустов.

Американское наступление поддерживали 13 артдивизионов, а также истребители П-47 «Тандерболт», сбрасывавшие 250-килограммовые бомбы на батареи немецких 88-мм пушек. И все же огонь немцев наносил американцам тяжелые потери практически на всех направлениях. В 19:30 генерал Герхардт приказал предпринять еще одну атаку до наступления темноты, скомандовав: «Примкнуть штыки! 29-я – вперед!» 116-й пехотный полк наступал вдоль гряды тремя батальонами, шедшими почти в одну линию. После нескольких часов беспрерывных потерь Герхардт неохотно остановил войска, приказав солдатам окопаться и не отступать с захваченной территории. Но этот приказ не скоро передали майору Бингему, командиру 2-го батальона. Когда приказ все же пришел, майор устремился вперед, чтобы догнать свою передовую роту, но та уже вышла к своей цели – деревне Ла-Капель на дороге в Байе. Бингем и не подумал отступать. Он немедленно приказал батальону окопаться и занять круговую оборону. Мартенвиль на вершине гряды был очищен от немцев, но парашютисты, по своему обыкновению, вновь туда просочились, из-за чего батальон Бингема оказался фактически в окружении.

Герхардта сообщение о прорыве 2-го батальона ошеломило. Он не хотел отводить батальон, но из-за того, что часть гряды по-прежнему находилась в руках немцев, положение Бингема было весьма опасным. Герхардт приказал 115-му пехотному полку начать наступление по правому флангу на рассвете следующего дня, 16 июля, и максимально быстро продвинуться по дороге Изиньи – Сен-Ло. В случае их прорыва немцам вероятнее всего придется отступить. Но 115-й попал под такой плотный огонь минометов, пулеметов и штурмовых орудий, что его бойцам пришлось залечь.

Солдатам Бингема ниже дороги на Байе удалось отразить контратаку противника, но у них заканчивались боеприпасы и продовольствие. Воды хватало с лихвой – поблизости было два колодца, – но в батальоне было 35 раненых и всего три неопытных санитара. Самолет-корректировщик сбросил им запасы крови для переливания, и все же несколько раненых, которые могли бы выжить в госпитале, умерли. Тем не менее батальону Бингема очень повезло. Из-за плохой связи немецкая артиллерия не могла точно определить его позиции, благодаря чему даже в дневное время она, к большой радости американцев, била по своим не реже, чем по ним.

На высотах в 1,5 км восточнее Мартенвиля 1-й батальон сдерживал яростные контратаки немецких парашютистов, вооруженных огнеметами и поддерживаемых тремя танками. Высовываясь из окопов, американские пехотинцы в первую очередь старались уничтожить медленно двигавшиеся огнеметные расчеты – прежде, чем те достигнут своего огневого рубежа. Рота А, дравшаяся на правом фланге, потеряла за предыдущий день всех офицеров и сержантов. Теперь ее возглавил рядовой Гарольд Э. Питерсон, которого уцелевшие выбрали своим командиром. Командовать этой ротой послали одного молоденького лейтенанта, но тот, недавно оказавшись на фронте, мудро исполнял, что говорил ему Питерсон.

Немцы, засевшие в Мартенвиле, вновь атаковали противника. Вылазка проводилась при поддержке танков, уничтоживших кустарник, в котором укрылись солдаты Питерсона. Расчет гранатомета был уничтожен, а те, кто их заменил, оказались под ливнем огня. Уцелевшим пришлось спасаться бегством, волоком таща за собой раненых. Все же им удалось сплотиться вокруг Питерсона и другого солдата, чистокровного индейца, «которого все называли просто Вождем». Питерсону удалось отогнать немецкий танк, стреляя по нему гранатами дульного заряжания. Они не могли пробить броню, но сам грохот от шести попаданий заставил экипаж убраться обратно в Мартенвиль. Истерзанная рота Питерсона вернулась на свои позиции.