Помимо этого, на руках у Балби было еще два трупа, оба со следами нападения какого-то зверя. А еще на них, по словам патологоанатома, были отпечатки человеческих зубов. По заключению того же патологоанатома, обоих покусал один и тот же нападавший.

Если добавить к этой мешанине фактов еще и то, что Харбард внезапно только что встал с койки и покинул госпиталь, в котором до этого лежал без сознания, получалась малопонятная, крайне запутанная картина.

Балби встретился с Бриггсом в полицейском участке на Литтл-Парк-стрит, чтобы подытожить то, что им было известно. Когда Кроу предположительно погиб во время массированной бомбежки, они навестили Харбарда. Он был очень умным человеком, но не умел лгать. Прежде чем присоединиться к полицейским в своем кабинете, профессор заставил их прождать почти час. Инспектору он показался очень взволнованным – и не только новостью о том, что Кроу пропал. Полицейский был уверен: происходит нечто такое, о чем Харбард не хочет говорить.

И еще одна деталь не ускользнула от внимательного взгляда Балби. Графин с бренди, который обычно стоял на журнальном столике у камина, на этот раз отсутствовал.

Балби отвел профессора Харбарда к грузовичку мясника, чтобы показать ему труп в униформе дружинника противовоздушной обороны и голову в противогазе. Попутно он заметил под окном спальни на втором этаже три окурка необычного голубого цвета. Балби помнил, что похожие бледно-голубые сигареты курил Кроу. Инспектор, который, будучи при исполнении, отличался особой дотошностью и подозрительностью, почти автоматически, по привычке, нагнулся, чтобы рассмотреть находку внимательнее. Сигареты были скручены вручную; на папиросной бумаге был заметен фирменный знак магазина Льюиса с Сент-Джеймс-стрит. Балби вспомнилось, что Кроу как раз курил сигареты ручной скрутки, – он еще рассуждал о том, что считает массово производимый продукт неприемлемым для себя. Окурки не могли пролежать здесь долго – резиденция в Кумб Эбби все-таки была военным объектом; и хотя она не относилась к подразделениям регулярной армии, порядок тут был армейский и под стенами на гравии окурки не валялись. Это навело Балби на мысль о том, что Кроу побывал внутри. Но профессор Харбард, удостоенный почетного звания полковника британской армии, заявил, что его там нет. И Балби, который привык не торопиться с выводами, просто мысленно отложил эти факты в сторонку – пока не представится случай выжать из них что-то дельное.

А тут еще и неожиданная реакция Харбарда на увиденные трупы – он вдруг расплакался. Балби, конечно, знал, что американцы более экспрессивны, чем англичане, однако такой взрыв эмоций застал его врасплох.

– Что вы об этом скажете? – спросил его Балби.

– Простите, – ответил профессор, – это напомнило мне об одном близко знакомом человеке.

Он наклонился поближе и очень долго изучал следы зубов на теле.

– Я не имел в виду укусы, ими займется наш патологоанатом. Меня больше интересуют отметины на лице.

– Они такие же, как и у других жертв.

– Мне пришло в голову, – сказал тогда Балби, – что у них есть сходство с пастью хищника.

Глаза профессора округлились. Он перестал рассматривать голову и недоверчиво посмотрел на полисмена. И внезапно превратился в прежнего Харбарда.

– О, инспектор, вы меня удивляете, – наконец сказал он. – Да, конечно, очень похоже на это.

– А на основании чего мы можем сделать такой вывод?

– Вероятно, эти отметины нанесены какой-то сектой во время обряда посвящения. Боюсь, это лучшая из версий, которую я могу вам предложить. К сожалению, я не специалист в этой области и на большее у меня просто не хватает воображения. Но, если хотите, я мог бы поискать объяснения в научной литературе.

Балби бросил на Харбарда испытующий взгляд. Профессор явно оправдывался, хотя, если уж на то пошло, этого никто от него не требовал. Инспектор мог бы сказать, что нутром чует ложь. К тому же Харбард почему-то не выдвинул версию о секте раньше, когда увидел фотографии предыдущих жертв.

– С такой физиономией ему было бы нелегко отправиться на танцы в субботу вечером, – заметил Бриггс.

Балби подумал, что он, пожалуй, прав. Если человек позволяет нанести себе на лицо подобные отметины, он явно не планирует контактировать с окружающими.

Инспектор достал каменный кулон, на котором был изображен волк с откушенной кистью руки в зубах.

– А это вам ни о чем не говорит? – поинтересовался он у профессора.

Харбард взял гальку и посмотрел на нее, потом немного повертел в руках; казалось, он не собирался рассматривать ее внимательнее.

– Боюсь, что нет.

Это была самая удивительная фраза, которую профессор произнес за время их знакомства. Балби хорошо разбирался в людях и сейчас был уверен, что на земле и на небесах существует очень мало вещей, по поводу которых у Харбарда не было бы собственного суждения. Поэтому у инспектора сразу же возникло сильное подозрение, что профессор что-то от него скрывает. Но что? И главное – почему?

Однако Балби сильно устал и вынужден был признать, что этим вечером у него просто нет сил на то, чтобы размышлять логически.

– Как думаете, можно нам сегодня заночевать в здешней прачечной? – спросил он. – Мы на ногах уже больше суток.

Харбард решительно покачал головой:

– Это исключено.

Балби был ошарашен таким ответом.

– Идет война, сэр, и нет никаких гарантий, что мы сегодня сможем добраться домой – если наши жилища вообще уцелели.

– Как я уже сказал, это не обсуждается. Здесь военная разведка, а не ночлежка. А теперь, джентльмены, если у вас ко мне больше нет вопросов, я хотел бы пожелать вам спокойной ночи. – С этими словами Харбард повернулся к часовому. – Энсел, проводите этих джентльменов до машины и проследите, чтобы они уехали отсюда должным образом.

– Что ж, сэр, спасибо за любезность, – едким тоном сказал Балби. – Если вы снова нам понадобитесь, мы вернемся. Надеюсь, в следующий раз мы застанем вас в лучшем расположении духа.

Уже в грузовике, возвращаясь в разрушенный Ковентри, инспектор пожалел о своих словах. Обычно он не одобрял сарказма. «Харбард только что потерял друга, – напомнил себе Балби, – неудивительно, что он так раздражителен».

С того дня инспектор не видел Харбарда, до тех пор пока его не вызвала в Ковентри и Уорик племянница профессора, Элеонора. Харбард лежал без сознания в отделении местного госпиталя, забитого жертвами налета. На левом глазу у него была повязка, грудь была плотно замотана бинтами. Врач терялся в догадках, каким образом профессор мог получить такие травмы. «Глаз, – сказал он, – был удален очень аккуратно, а порезы на груди совсем не похожи на следы осколков от бомб». Но еще больше тревожило то, что обнаружились более старые раны, огромные прорехи на груди, уже частично зажившие. Врач высказал предположение, что это было сделано чем-то вроде остроги.