Едва присев, я бросил взгляд на экран телевизора, подвешенного к потолку. Турецкий новостной канал показывал кадры кинохроники: явно какие-то горы в Афганистане. Я подумал, что это очередная история о бесконечной войне, идущей в тех краях, и уже собирался отвернуться, когда показали схему самодельной бомбы, размещенной внутри чемодана.

Я знал, что Шептун устроил утечку информации о том, что Сарацин якобы пытается купить полоний-210, и, судя по всему, шеф подгадал, чтобы она совпала с моим прибытием в Турцию. Неудивительно, что агенты турецкой службы разведки, ответственные за рейсы, прибывающие из других стран, так поверхностно осматривали мой чемодан: их отвлекла новость о самом значительном за последние годы террористическом заговоре. Я улыбнулся, восхищаясь про себя работой шефа: хорошего резидента характеризует умение отвлечь внимание от своего подопечного.

Подойдя к женщине, сидевшей за стойкой, я попросил пульт дистанционного управления для телевизора. В течение следующего часа, пока накопитель заполнялся пассажирами моего рейса, я, нажимая на кнопки пульта, просмотрел новости по Би-би-си, Си-эн-эн, «Майкрософт нэшнл бродкастинг компани», «Аль-Джазире», «Скай ньюс», «Блумбергу» и еще нескольким англоязычным каналам, чтобы узнать подробности истории про ядерный заряд. Как обычно, без конца повторялось одно и то же небольшое количество информации, иногда добавлялся какой-то незначительный фрагмент, который всячески пережевывали ведущие и эксперты. Было принято решение послать более двух тысяч агентов разведки в Афганистан и Пакистан. США запросили помощь у правительств Саудовской Аравии, Ирана и Йемена. Белый дом объявил, что президент выступит с обращением к своим гражданам.

Мне хотелось услышать, что скажет Гросвенор, но, когда журналисты вскочили со своих мест, а камера показала президента, направлявшегося к микрофону, по радио объявили, что посадка на мой рейс заканчивается.

Возвратив пульт, я прошел на самолет по крытому переходу, нашел свое место и через пятьдесят минут увидел бирюзовое Эгейское море, возможно самое красивое водное пространство в мире. Сделав широкий круг, наш самолет совершил посадку в аэропорту Милас, расположенном в двадцати пяти милях от Бодрума. Пройдя неизбежный ритуал получения своего «Самсонайта» и не обнаружив на этот раз признаков внимания турецкой разведки, я прошел к окошку аренды автомобилей.

Эта процедура длилась целую вечность. Похоже, компьютеры еще не добрались до границ Турции. Документы тут оформляли от руки, причем в нескольких экземплярах. Наконец подкатил четырехдверный «фиат», и, после того как с помощью двух клерков удалось задать английский язык для навигатора, я выехал из аэропорта в сторону Бодрума. Из-за плотного потока машин я продвигался медленно и, когда достиг вершины подъема, увидел впереди вереницу кричаще-ярких трейлеров и грузовых платформ. Ну и ну: цирк, причем в буквальном смысле этого слова.

То была не какая-то бродячая труппа с дешевой интермедией, а Турецкий государственный цирк, включавший в свою программу, если верить афише на одном из трейлеров, «сто акробатов, восемьдесят канатоходцев и четырех заклинателей змей». К счастью, на выезде из Миласа они разбили лагерь, чтобы установить купол цирка; пробка рассосалась, и я надавил на газ.

Проехав пять миль, я опустил стекло, позволив жаркому ветерку ворваться в салон автомобиля. Ощущая запах сосен, я предчувствовал новую смертельно опасную миссию. Да, я вышел в отставку и теперь испытывал страх. Да, я был одинок, и жизнь моя превратилась в детально разработанную ложь. Но какая-то часть моего существа наполнилась хмельным азартом.

Мелькали мили на столбах придорожной полосы. Я проезжал мимо оливковых рощ и маленьких деревень с белыми домиками, выстроенными в духе кубизма, заброшенных ветряных мельниц на дальних холмах, где крестьяне когда-то мололи муку, но нигде не видел того, что искал.

Я высматривал место, где мог бы остановиться так, чтобы не вызвать подозрений. Вновь прибывшему агенту ФБР нужно было погреться на солнышке и проверить сообщения на мобильнике. Вскоре я проехал через большую деревню, мало изменившуюся за многие века, с мечетью и богатым фермерским рынком. Свернув за поворот, я увидел справа кафе. Отсюда открывалась панорама моря. Я достиг побережья.

Заехав на парковку, я остановился подальше от открытых террас и, не обращая внимания на окрестные красоты, вышел из машины и достал мобильник. Глядя на его экран, якобы для просмотра сообщений, я беспокойно прохаживался вокруг «фиата». Все это было притворством чистой воды, спектаклем, разыгранным для людей в машинах, ехавших следом. Зная, что никаких сообщений не будет, я включил одну из программ, которую технические специалисты из Лэнгли установили на моем телефоне. В задней части машины раздался зуммерный сигнал, который сделался громче, когда я приблизился. Очевидно, где-то в нише правого заднего колеса мои коллеги из турецкой спецслужбы установили датчик слежения с доступом через багажник. Для меня не стало сюрпризом, что они хотели знать о моем местонахождении, но я испытал тихую радость от того, как это было сделано. Любой опытный агент скажет вам, что гораздо легче избавиться от автомобиля, чем от хвоста.

Удовлетворенный тем, что путешествую в одиночку, я отключил телефон, отсоединил аккумулятор и сунул обе части устройства в карман. И лишь тогда осмотрел окрестности. Неудивительно, что кафе было переполнено: неровные холмы спускались к водам Эгейского моря, весь Бодрум раскинулся передо мной. День клонился к закату, солнечный свет лился на пристань для яхт. На фоне двух бухт, охватывающих город, виднелись стены расположенного между ними великолепного замка пятнадцатого века, построенного еще крестоносцами. Я вспомнил его название: замок Святого Петра.

В последний раз я видел этот город больше десяти лет назад. За это время он вырос и изменился. Поток воспоминаний вернул меня в прошлое: я вновь стал молоденьким агентом, наблюдающим, как пляшут на воде огни дорогих отелей, слушающим музыку, которая доносится из бесчисленных ночных клубов. Как могла миссия, столь много обещавшая поначалу, закончиться таким провалом?

Пытаясь отогнать прочь воспоминания, я подошел к одному из нескольких биноклей, установленных на треногах, чтобы туристы могли за несколько лир полюбоваться пейзажем. Бросив в прорезь монетку, я увидел в мельчайших подробностях дорогие виллы, цепляющиеся за утесы, роскошные яхты, слишком большие для пристаней в Средиземном или Эгейском море. Они стояли на якоре недалеко от берега. Я перевел бинокль вверх и обнаружил одинокий особняк, возвышавшийся на мысе среди садов.

Он был построен больше пятидесяти лет назад и имел легкое сходство с римской виллой – высокие колоннады, лоджии, увитые виноградными лозами, каскады террас. Ставни были закрыты, дневной свет угасал, и дом казался погруженным во мрак. Несмотря на свою внушительность, особняк мне не понравился: даже на таком отдалении он выглядел зловеще. Я мало что знал о нем, но был уверен: передо мной Французский дом. С дальнего конца этой широкой лужайки сорвался в воду и утонул Додж.

Я сел в машину и направился вниз, в Бодрум, навстречу своему прошлому.