Итак, пребывая в весьма унылом расположении духа, я вернул взятую в аренду машину, миновал контроль и сел на борт самолета, направлявшегося в аэропорт Ла Гуардия в Нью-Йорке. Оттуда я взял такси до аэропорта Кеннеди, где сел на самолет до Стамбула, вылетающий через каких-то двадцать минут. Теперь я вновь стал действующим шпионом, перемещающимся так, как положено настоящему федеральному агенту с Манхэттена.

В последующие шесть часов я с головой ушел в изучение электронной почты, фотографий и отчетов о делах, составлявших костяк жизни Броуди Уилсона. И только оснастив этот скелет плотью: присвоив имена своим детям, назначив им даты рождения, которые я ни в коем случае не должен забыть, даже если подвергнусь жесткому допросу, прослушав отвратительную музыку, скачанную на мой mp3-плеер, – я позволил себе закрыть ноутбук и откинуться на спинку кресла.

Спать я не собирался. Мои мысли сейчас полностью занимала информация, содержавшаяся в моем досье.

Мне приходилось видеть людей настолько перепуганных, что они непроизвольно испражнялись. Я наблюдал приговоренного к смерти, у которого внезапно появилась эрекция. Но человека, охваченного ужасом до такой степени, что у него возникли обе эти реакции одновременно, видеть мне доводилось только однажды.

То был заключенный тайной тюрьмы ЦРУ Кхун-Юам, скрытой в не признающих закона джунглях на границе Таиланда и Бирмы. Как уже упоминалось, в молодости мне довелось отправиться туда: один из охранников умер при подозрительных обстоятельствах, а, учитывая темные дела, которые творились в стенах тюрьмы, и важность содержавшихся там заключенных, каждый случай необычной смерти надо было тщательно расследовать. Именно это и поручили мне, тогда еще совсем зеленому, неопытному юнцу.

Умерший охранник, американец с латышскими корнями по прозвищу Косолапый Джо, был весьма неприятным типом, из тех, что не только сбивают с ног заключенного, если тот не поприветствовал его, а вдобавок ломают ему руку. Труп охранника нашли плавающим в водовороте бурной реки, и хотя кто-то приложил немало усилий, чтобы создалось впечатление, будто парень сам случайно свалился с ветхого канатного мостика, я совсем не был в этом уверен.

Выбрав следователя ЦРУ из тюремного штата с таким расчетом, чтобы он был примерно таких же габаритов, как Косолапый Джо, но не сказав, зачем он нужен, я попросил его сопроводить меня до моста. Дюжина его коллег и еще больше охранников пошли вместе с нами, ожидая услышать мою версию происшедшего. Я захватил с собой длинный эластичный трос. Боясь потерять репутацию в глазах своих коллег, парень из ЦРУ почти не возражал, когда я, привязав трос к его лодыжке, прикрепил другой конец к толстому деревянному бревну и велел прыгать.

Пять раз он или сам летел вниз, или кто-то его толкал. Вскоре я сделал два вывода: во-первых, при данных условиях покойный не мог оставить обнаруженное мною на валуне кровавое пятно; во-вторых, следователю не очень-то понравилось прыгать в реку привязанным к эластичному тросу.

Брызги крови на камне могли появиться лишь в том случае, если бы охранника метнули с моста, как копье, а с учетом его веса для этого потребовалось бы как минимум два человека. Сузить круг подозреваемых большого труда не составило: мостом пользовались только тюремные стражники, которые направлялись за дешевой выпивкой в расположенный у близлежащей границы лагерь контрабандистов, да наркокурьеры, страшившиеся встречи с военными патрулями на шоссе. Последняя версия казалась мне более правдоподобной.

Несколько дней я провел под выступом скалы рядом с мостом вместе с шестью солдатами из войск специального назначения, прикомандированных к ЦРУ. Только на четвертый день, когда уже смеркалось, мы услышали, что кто-то идет. Это был крепкий парень, внешне очень напоминавший вьетнамца. Он был босиком и гол по пояс, вдоль ребер его тянулся большой ножевой шрам. На плече парня висели старая автоматическая винтовка М16 и плохонький рюкзак с изображением Микки-Мауса. Внутри, несомненно, были завернутые в тряпки брикеты опиума, которые начинали свое долгое путешествие в Европу и Америку.

Вьетнамец насвистывал сквозь зубы песенку Элтона Джона, когда на него прыгнул боец спецназа. «Крокодиловый рок» умер в глотке парня, винтовка упала, времени, чтобы вытащить нож с длинным лезвием, у него не было. Наркокурьер уставился на меня. На его лице застыло странное выражение: смесь вызова и ненависти. Послушав пару минут бойкий рассказ о том, что он редко пользуется этой тропинкой, а неделю назад был на севере Таиланда, в Чиангмае, я понял: этот тип лжет.

Я решил поместить вьетнамца в тюрьму – шлакобетонное здание, где, как я надеялся, несколько дней, проведенных в удушающей жаре одиночной камеры, сделают его более разговорчивым. Сотрудники ЦРУ любили Косолапого Джо: того не приходилось упрашивать дважды, когда надо было бить заключенных. Церэушники не хотели тратить время на допросы арестованного или просить молодого парня из «Дивизии», то есть меня, передать им это расследование.

Они решили прибегнуть к тому, что учебники стыдливо называют «техникой интенсивного допроса», и для этого наполнили водой большую бетонную ванну в тюремной больнице. Когда вода уже почти переливалась через край, охранники втащили наркокурьера – его глаза были завязаны, руки и ноги скованы.

Мне надо было сразу же сказать церэушникам, что это дело веду я и пусть они убираются восвояси. Конечно, можно убедить себя, что обычные жизненные правила перестают действовать, когда ты работаешь во имя интересов национальной безопасности, но происходящее не имело к этому ни малейшего отношения. Оглядываясь теперь назад, я думаю, что, видимо, пребывал в благоговейном страхе или просто хотел оставаться частью команды: подействовала психология малой группы, как это называют специалисты. Как бы то ни было, я, к своему стыду, не сказал ничего.

Раздетый до изношенного нижнего белья, с завязанными глазами, наркокурьер не имел никакого представления, где он и что происходит, и был близок к панике. Его привязали лицом вверх к длинной доске, а затем приподняли ее над полом.

Четверо церэушников, по-видимому лучше всего владевших техникой такого допроса, подтащили вьетнамца к ванне и опрокинули его туда спиной вниз, так что даже голова, кроме лица, оказалась под водой. Узник пытался сопротивляться, но без всякого успеха, и по его дыханию было понятно, что ему не хватает воздуха. Наверное, несчастный понимал: в любой момент он может запросто захлебнуться, если его опустят в воду на пару дюймов глубже.

Подошли еще двое следователей и заняли места по обе стороны бьющегося в ванне тела. Один из них сильно шлепнул пленника по лицу полотенцем, так что оно закрыло ему рот и нос, а другой стал лить сверху воду из большого ведра.

Жидкость, пропитав ткань, хлынула прямо в дыхательное горло курьера. Парень был в полной уверенности, что его погружают в воду и сейчас утопят. Сработал неконтролируемый рвотный рефлекс: его организм сопротивлялся проникновению воды в легкие.

А вода продолжала литься. Курьера охватил ужас от ощущения, что он тонет, рвота перешла в серию спазмов. А церэушники все продолжали пытку, пока у их жертвы не появилась эрекция, ясно видная сквозь трусы, а потом он испражнился в воду.