Он нажал на кнопку отбоя, вернул мне телефон и саркастически произнес:

– Порой и воображаемые партнеры приносят пользу, верно?

Я почувствовала комок в горле. Джонатан Райли, бойфренд Милочки… Как легко он это сказал.

Спасибо. Этот Брайан мне не жених и даже не друг, просто прилипчивый клиент,– сказала я.– Совсем меня измучил. Вообразил себе бог знает что, не понял, что я допускаю в отношениях с заказчиками, а что – нет.

Губы Джонатана искривились в улыбке.

– Захотел переступить черту?

– Что-то в этом роде.– Я была так признательна Джонатану за помощь, что не особенно задумывалась, о чем говорю.– Кое-кто из моих клиентов – люди одинокие и не привыкли к доброму отношению со стороны женщин. Нет ничего удивительного в том, что некоторые неправильно меня понимают, поэтому я и стараюсь быть с ними помягче.– Я скорчила гримасу.– В отдельных случаях сама потом от этого страдаю.

– Не судите нас, старых одиноких мужчин, слишком строго,– сказал Джонатан.– Милочка – идеальная подруга, даже если купить ее можно всего на час-два.

Как только он произнес эти слова, я сразу сообразила, насколько неправильно можно было меня понять, и запаниковала.

– Я имела в виду… Я хотела сказать… Я не… – сбивчиво забормотала я.

– Не извиняйтесь, не стоит,– с полуулыбкой на губах, но не во взгляде, ответил Джонатан.– Я все прекрасно понимаю.

О господи!

Я взглянула на его покрытый едва заметной щетиной квадратный подбородок, на свернутую в трубочку и торчащую из кармана программку «Национального дома кино», на волны волос… Я желала его – настолько сильно, что защемило в груди.

«Возьми и скажи ему, что ты чувствуешь,– подсказывал внутренний голос.– Терять ведь нечего!»

– Как подготовка к свадьбе? – спросил Джонатан.

– Как всегда. Настоящий кошмар,– ответила я. И торопливо добавила, вспомнив о его недавнем разводе и опять смутившись: – Времени остается совсем ничего, а в последний момент суеты всегда особенно много… Эмери то худеет, то поправляется, поэтому мне приходится все время подгонять платье по ее фигуре. Мама волнуется больше, чем Эмери, а…

Я хотела было рассказать о требованиях отца, но вовремя остановилась.

«Именно по этой причине ты и не можешь с ним больше встречаться»,– напомнила я себе.

– Скорее бы все закончилось,– сказала я вслух.

– Признаюсь честно, я даже жду этой свадьбы,– проговорил Джонатан, знаком прося официанта повторить заказ.– Только вот… есть одна проблема…

Он замолчал и взглянул на меня почти робко.

– Какая? – спросила я.

– Нет, я вам не скажу,– пробормотал Джонатан, вертя в руках пустую кружку.

– Почему? – Я ободряюще улыбнулась.– Не стесняйтесь, я готова вас выслушать.

Наши взгляды встретились, и мне показалось, что Джонатан стал вдруг растерянным, даже ранимым.

– Не знаю, как и заговорить об этом. Черт!.. Я сто лет ни к кому не обращался с подобной просьбой… Вы одна пойдете на свадьбу или с молодым человеком?

– Одна,– ответила я.

Неужели Джонатан планировал заявиться с Милочкой на свадьбу ее собственной сестры? Нет, не могло такого быть.

– Я буду подружкой невесты. А почему вы спрашиваете? – поинтересовалась я, стараясь не обращать внимания на вскипавшую во мне злобу.– Не хотите ведь пригласить с собой Милочку?

Принесли горячий шоколад, и я, отвлекшись, не заметила, какие чувства отразились на лице Джонатана. Когда официант удалился, мой клиент уже сосредоточился на том, чтобы не обжечь напитком язык, и я усмирила свое негодование.

А я-то думала, что прекрасно его изучила! Оказалось, совсем не знала! Внезапно я ощутила себя обиженной девочкой-подростком. И пробормотала, надеясь, что Джонатан по моему голосу поймет, как мне тяжко:

– Я в любом случае буду на свадьбе. Иначе не могу.

– Да? – Джон облегченно вздохнул.

Понимаете, с Дарреллом придут несколько человек, которые тоже учились в нашем колледже. Некоторые знакомы с Синди…

Он пожал плечами, предлагая мне самой сделать соответствующие выводы.

– Они вам понравятся. Разумеется, всем любопытно взглянуть на фантастическую девушку, с которой я теперь встречаюсь. Может быть, окажете мне услугу, побудете со мной – хотя бы совсем недолго?

Я уставилась на него, потеряв дар речи.

День был чудеснейший, Джонатан держался со мной как никогда свободно и мило, но в эту минуту я чувствовала лишь убийственное разочарование. В нем и в себе самой. Впервые я по-настоящему осознала, что делаю. Я убедила себя, что наши встречи значат теперь больше, чем в самом начале, но, оказывается, продолжала продавать ему свои услуги. Занималась этим и сейчас.

А почему бы и нет? Меня охватил приступ гнева. Почему нет? Вот возьму и сыграю чертову Милочку еще разок! Покажу ему, насколько фантастической и соблазнительной она умеет быть! Заставлю его пожалеть о том, что он упустил свой шанс, и тогда уж точно расстанусь с ним навсегда! Гад!

– Незабываемый получится вечер,– сказала я, беря свое раскалывающееся сердце под контроль.

Губы Джонатана растянулись в улыбке.

– Спасибо. Вы прелесть.

Мое сердце с глухим звуком ударило о грудную клетку. Улыбаясь, Джонатан выглядел моложе, но я старалась не думать об этом.

Да как он мог?! Как посмел веселиться, когда я сказала ему, что больше не буду с ним видеться? Какое счастье, что я сама ни в чем таком ему не призналась! Насколько глупо и неуместно прозвучали бы мои откровения!

– Не за что,– процедила я сквозь зубы и, отвернувшись, принялась рассматривать уличных музыкантов за окном, пытаясь успокоить бурю чувств.

Глупо было мечтать о том, чтобы Джонатан загорелся желанием пригласить на свадьбу Мелиссу, если я сама изобрела и предложила ему Милочку. Следовало привести себя в норму. Как можно быстрее.

Джонатан наклонился и расстегнул свой портфель.

– Кстати, у меня для вас кое-что есть,– сообщил он.

– Да? – спросила я.

Джонатан посерьезнел.

– Наверное, вы решили, что о рождественском подарке для вас я и не подумал?..

Последовало неловкое молчание. Он явно хотел назвать меня «Милочка»; мы оба немного ему тились, поскольку теперь ему было прекрасно известно мое настоящее имя.

– Закрыть глаза и протянуть руку? – с наигранной веселостью спросила я.

– Если хотите,– ответил Джонатан, принимая правила игры.

Я закрыла глаза – больше из нежелания видеть его таким расслабленным, в мягком кашемировом джемпере. И еще потому, что не хотела следить за выражением его лица. Чтобы не страдать потом сильнее.