Все эти обстоятельства указывали на то, что группа и все с ней связанное находились под полным контролем Акселя. Началось с прав на название, а продолжилось тем, что он решил составить контракт с каждым участником группы, который можно было расторгнуть за «плохое поведение», – и это уже совсем нездорово. Настолько же нездоровым было безобразное отношение к тысячам людей, которые приходили на наши концерты, а также к нашей команде, которой приходилось работать сверхурочно каждый чертов вечер, потому что мы выходили на сцену все позже и позже. Мне казалось унизительным работать в таких условиях, потому что, какой бы скандальной рок-группой нас ни считали, мы славились и тем, что выкладываемся на все сто. Сложилась ужасная ситуация и для группы, и для команды: мы уже не могли работать в полную силу, потому что нас постоянно ограничивали условия, созданные не нами.

Вероятно, нет лучшего способа вызвать негодование или ненависть к гастролирующей группе или любому другому коллективу, чем поощрять неуважение. Я не из тех, кого легко разозлить – меня нужно по-настоящему достать, – так что в том турне я сохранял гибкость сколько мог, но даже меня это начало утомлять. У нашей группы было столько замечательных возможностей, которыми Аксель разбрасывался направо и налево, отказываясь ими пользоваться, – обычно такие решения принимались им и Дугом, а нам вообще сообщали об этом постфактум. В то же время группа была потрясающая, и любой, кто приходил на один из волшебных концертов Guns в те два с половиной года, пока мы гастролировали, оставался поражен до глубины души. Мы были нереальной группой с нереальным вокалистом – Аксель потрясающий. Несмотря на напряжение, повисшее за кулисами, на сцене между нами по-прежнему была химия, причем просто огненная: каждый вечер мы вытворяли что-то невероятное. Бывали концерты, когда в какие-то моменты у меня мурашки бегали по коже.

В целом мы прошли очень тяжелый путь наверх и не менее тяжелый – вниз. Это лишь моя часть истории; есть, конечно, и версия Эксла. Уверен, он сказал бы, что мы слишком много пили и злоупотребляли наркотиками. Конечно, это правда. Когда я говорю, что это так, я говорю только за себя, но, если подумать, ни единого раза за всю историю у нас не отменялся и не задерживался концерт из-за кого-либо из группы, кроме Акселя. Независимо от привычек мы – музыканты, всегда готовые работать. Было несколько раз, когда мы едва не опоздали на сцену, но все же не опоздали, а еще было несколько концертов, когда мы играли довольно небрежно, но мы ведь рок-группа, в конце концов. На протяжении всего турне из лагеря Акселя звучали жалобы на тему того, как мы себя ведем («мы» – это Дафф, Мэтт и я), а еще на нас жаловался Иззи. Пусть говорят что угодно о том, как мы жили, – наши привычки никак не мешали работе слаженной машины, когда дело касалось музыки. Конечно, это моя точка зрения; я совершенно уверен, что у Акселя и остальных парней свое мнение, которое может разительно отличаться от моего.

Я даже притворяться не буду, что помню каждый момент из всех двух с половиной лет гастролей в поддержку альбомов Use Your Illusion I и II. Даже если бы я постарался, не думаю, что описание всех концертов, событий, воспоминаний, всех важных вех на нашем пути хоть как-то приблизило бы нас к справедливому мнению о ситуации, а перечисление всего этого превратило бы книгу в скучнейшую в мире. Я хочу сделать акцент на наших выступлениях, курьезных случаях, конфликтах и высочайших вершинах, куда нам удалось подняться за пробег длиной в два с половиной года, в котором было столько волнения и столько хорошего и плохого, что меня пугает одна мысль о том, чтобы рассказывать обо всем подряд.

Начало турне было напряженным и захватывающим; мы попали в центр внимания, и тысячи людей приходили на нас посмотреть. Я никогда не испытывал этого чувства так явно. На фестивалях мы и раньше выступали перед огромной толпой, и это не то. Обычно мы были второй или третьей группой перед хедлайнером, так что энергия тогда была высока, совсем другое – выйти и играть от часа сорока пяти минут до трех часов для восьмидесяти тысяч человек, которые пришли именно ради тебя.

Обычно после концертов я прогуливался по площадке, чтобы прочувствовать размер пустого стадиона и масштабы нашей сцены и шоу, и я никогда не переставал удивляться. У меня было полно времени, чтобы заниматься этим каждый вечер, потому что собирались домой мы так же долго, как выходили на сцену, – но это уже другая история. Скажем так, мы не могли просто взять и уехать, пока не придет «подходящее время».

В любом случае с детства я насмотрелся на грандиозные концерты, которые редко производили на меня впечатление, а от нашей сцены у меня искрило в глазах: быть частью такой реальности – это мечта, ставшая явью. Мы в долгу перед нашей классной командой и всеми замечательными ребятами, которые каждый божий день собирали и разбирали эту штуку. Я сидел и смотрел, как они разбирают сцену: ребята из профсоюза загружали все эти огромные детали в целую флотилию маленьких грузовых машин – выглядело просто потрясно. В тот момент мы настолько разогнались и взлетели так высоко, что весь негатив компенсировался тем, как мы кайфуем изо дня в день. К сожалению, постоянный сильный кайф только закрепил шаблон: раз качели между бешенством и блаженством, на которых мы так долго раскачиваемся, в итоге привели нас туда, где мы сейчас… то зачем что-то менять? Если подумать, мы держались довольно стойко. Правда, в конце концов неизбежно взорвались.

После выступлений в Рио мы начали с трех разминочных клубных концертов – с Blind Melon в Лос-Анджелесе, Faith No More в Сан-Франциско и Raging Slab в Нью-Йорке. Raging Slab были просто удивительные: они приехали на автобусе «Фольксваген», который пригнали откуда-то с севера со всем своим оборудованием, а мы катались на лимузинах. Думаю, здорово, что с нами играли такие группы: одним из плюсов такого уровня является то, что можно на самом деле делать все, что только захочется, черт побери.

Оттуда мы отправились на главные мероприятия – гастрольные стадионы, где устраивали шоу на большой сцене. Все турне проходило на стадионах. У нас были Диззи Рид, Тедди Зигзаг, духовая секция и бэк-вокалистки. Набор песен был сумасшедший по сравнению с тем, к чему мы привыкли. Во-первых, у нас вообще не было фиксированного списка, и мы ни разу не повторялись. У нас была обязательная программа, вроде November Rain, You Could Be Mine, Paradise City и Welcome to the Jungle, а остальное мы каждый раз собирали заново.

Бэк-вокалисткам и духовой секции приходилось постоянно находиться на сцене, и это создавало проблемы, о которых мы не подумали, – а если им захочется пописать, например? Я сделал Тедди Зигзага бригадиром этой маленькой команды – ведь это он их нанимал, – и было забавно наблюдать, как он ими руководит. Девушки спорили о своих костюмах, обсуждали, кто что наденет. У нас еще никогда не царило такое безумие на гастролях. Когда у девочек начинались месячные, которые каким-то образом синхронизировались, я понял, что лучше вообще не попадаться им на глаза.

Аксель всю дорогу держался сам по себе. Спустя какое-то время мы стали видеться с ним только на сцене и в самолете. Иззи вел себя примерно так же. Между концертами мы с Даффом и Мэттом тусовались с девчонками: Лизой Максвелл, главной в ансамбле духовых, которая играла на тенор-саксофоне; Энн, которая играла на трубе; и бисексуальной девушкой из Нью-Йорка, чьего имени я не помню, но она играла на баритон-саксе. А еще были две бэк-вокалистки, такие милые пикантные девчонки, которых часто можно было застать за спором о париках. Одна из них – Роберта, очень красивая худая чернокожая девушка, а вторая – Трейси, миленькая миниатюрная мулатка, и обе они были классные.