Концерт, задавший темп новой линии, которая впоследствии разрушит все турне, проходил в Юниондейле в штате Нью-Йорке на площадке колизея «Нассау», где мы вышли на сцену с опозданием. Правда, в тот вечер Аксель извинился перед поклонниками за опоздание, чего больше ни разу не удосуживался делать, хотя опоздания вошли у нас в привычку.

Первая серьезная ситуация произошла, конечно, в Сент-Луисе, и она хорошо задокументирована в прессе. Аксель был недоволен, что у парня в первых рядах видеокамера. Он сказал об этом охранникам стадиона, а они ничего не предприняли. Их безразличие и откровенное пренебрежение самого парня с камерой вывели Акселя из себя, поэтому он спрыгнул со сцены, чтобы забрать камеру самостоятельно. Когда он спрыгнул вниз, было здорово, мы играли такой напряженный рифф, с которого начинается Rocket Queen, и, на мой взгляд, момент был просто потрясающий. Когда Аксель вернулся на сцену, ситуация, казалось, разрешилась… а потом он схватил микрофон, сказал что-то в духе: «Из-за дерьмовых охранников мы уходим», – бросил микрофон на пол и ушел со сцены.

Мы продолжили играть. Мы успели научиться прекрасно импровизировать благодаря выходкам Акселя, во время которых приходилось заполнять пустоту музыкой: исполняли соло на ударных, гитарные соло, просто что-то наигрывали – у нас было полно сюрпризов в запасе. Мы продолжали играть, а я отошел к краю сцены.

– Где он? – спросил я Дуга.

Он посмотрел на меня с болью в глазах.

– Он не вернется.

– Что значит, он не вернется? – крикнул я, не прекращая играть рифф.

– Он ни за что не вернется, – сказал Дуг. – Я ничего не могу сделать.

Мы уже отыграли примерно полтора часа, что составляло минимум, положенный по контракту, а планировали играть два часа, и зрители едва ли остались довольны. Они знали, что у нас еще много песен. В тот момент я бы сделал все, что угодно, чтобы вернуть Акселя на сцену.

– Спроси его еще раз! – крикнул я. – Узнай, правда ли он не придет.

По выражению лица Дуга можно было догадаться, что это бесполезно.

Как только мы поняли, что решение окончательно, у нас не осталось выбора: мы сложили инструменты, и прозвучало это так, словно кто-то вытащил разъем из стереосистемы – песня закончилась посередине. Весь стадион ждал, что что-то произойдет, а мы просто взяли и ушли, не сказав ни слова. И это очень разозлило зрителей. Мы и понятия не имели, насколько сильно они взбесились.

Мы собрались в гримерной, где Акселя не было, и настроение у нас было, мягко говоря, мрачное. И тогда мы услышали шум. Это был страшный грохот: даже через дверь было слышно, что зрители рушат стадион. Аксель вдруг вошел в гримерную и сказал:

– Идем обратно на сцену.

Мы пошли по коридору к сцене, и это напоминало клип The Beatles Yellow Submarine, где они идут по коридору, и все нормально, но каждый раз, когда они открывают какую-нибудь дверь, на них то летит поезд, то визжит кошка. Мы открывали одну дверь, и там громко кричали люди, открывали другую и видели людей на носилках, полицейских в крови, каталки и жуткое столпотворение. Мы тогда как раз снимали документальный фильм, так что многое запечатлено на пленку.

Жители Сент-Луиса не готовы были просто проглотить наш уход со сцены: они разнесли все здание, они творили такое, чего я даже не мог себе представить. Это было по-настоящему страшно, если что, – так мы научились не злить зрителей до такой степени. Акселю стоило бы, по крайней мере, с этого момента больше никогда не доводить публику до такого уровня возбуждения.

Мы оказались в ловушке за кулисами и не знали, что делать. Вдруг появился Дуг и сказал, что ему нужно немедленно нас увезти и что на погрузочной площадке нас ждет полицейский эскорт. Мы нырнули в заднюю часть салона двух фургонов, чтобы нас никто не увидел, и поехали прямиком в Чикаго. Мы бы никак не смогли выступать там, потому что в Сент-Луисе все наше оборудование разорвали в щепки. Этот инцидент обошелся нам очень дорого, мягко говоря, – одному только стадиону нанесли ущерб в 200 тысяч долларов.

На какое-то время мы остались в Чикаго, потому что последствия инцидента в Сент-Луисе еще не закончились. Он стал огромной катастрофой для людей и всего города, а Guns N’ Roses навсегда запретили там играть.

Когда в 1995 году я вернулся в Сент-Луис с группой Snakepit, то вечером перед концертом прогулялся от отеля вдоль ряда баров неподалеку. Я не собирался уходить далеко и не взял с собой охрану, потому что знал, что встречусь там с нашей командой, но когда я шел по главной улице, то увидел перед собой пятерых байкеров и никого вокруг, и на мгновение я забеспокоился. Была темная ночь, я шел по довольно темной улице, где высокие уличные фонари освещали участки земли через каждые несколько метров. Я подошел к ним поближе, они посмотрели на меня, а я посмотрел на них. Один из них слез с мотоцикла, подошел ко мне вплотную, и я мог только гадать, чем это закончится.

– Привет, мужик, – сказал он, широко улыбаясь. – Я тот парень, которому вломил Аксель.

Как будто я должен был за это похлопать его по плечу. Он думал примерно так: «Эй, мы ведь оба против Акселя, да?» Похоже, он решил, что у нас есть что-то общее, но со мной так не получится. Если кто-то будет говорить про Акселя всякое дерьмо, я набью ему морду. Только я могу так делать, потому что имею на это право, а не какой-нибудь выскочка с улицы, который его даже не знает. В тот момент я ощутил сильное напряжение, но парень начал свой рассказ почти извиняющимся тоном.

Он тогда как раз только получил через суд компенсацию за ущерб. Кажется, ему ее выплатили за пару дней до нашей встречи. Ситуация была напряженная: было очевидно, что парню снесло крышу от таких денег, которые внезапно на него свалились, и он не собирался распоряжаться ими мудро. Его дружки, похоже, тратили состояние вместе с ним, потому что они явно вышли вечером на улицу пьянствовать и творить беспредел. Парень был самым низкорослым из всей компании и, как и все ребята небольшого роста, старался произвести впечатление на всех, кто попадался ему на глаза. Он только что заработал повод похвастаться – и приличную сумму из наших денег, – но, как он рассказал мне за те несколько минут, пока я с ним стоял, какое-то время после того случая он даже не мог выходить из дома. Ему угрожали убийством по телефону, по почте и все такое. Только после того, как город выиграл судебный процесс – после чего он тоже выиграл, – ситуация изменилась в его пользу.

Меня этот парень совершенно не впечатлил. Я так ему и сказал, а еще – что мне пора, и на этом все. Так на чем я остановился?

После того случая в Сент-Луисе мы сделали перерыв на несколько недель и внесли последние штрихи в альбомы Illusion. Мы отпраздновали это несколькими концертами на лос-анджелесском Форуме, которые стали кульминацией карьеры нашей группы. Когда я думал о Форуме, я представлял Боуи, Zeppelin, Aerosmith и AC/DC; это знаковое место. С точки зрения местного хвастовства, это было почти то же, что играть на стадионе «Лонг-Бич», только лучше. Не знаю, что чувствовали остальные, но, когда лимузин подъехал к подъезду, я мог думать только о том, как смотрел там с мамой концерт Рода Стюарта. У меня в воображении проносились все подобные картинки, связанные с этим местом. На всех наших концертах был аншлаг, и прошли они просто потрясающе. В последний день мы играли там три с половиной часа – за всю историю группы это был самый длинный концерт. Это шоу состоялось 29 июля 1991 года, в тот самый день, когда закончили сводить наши альбомы. Как сказал Аксель со сцены: «С этим ублюдком покончено!»