— Эй, сестрица, не надо… слышишь, не надо!

Лиззи хлюпнула носом и оттолкнула Джо локтем.

— Что же она такого сделала? Что она могла сделать такого ужасного, что ты отправила её в сумасшедший дом?

Глаза Мэри лишь немного расширились, а затем она негромко промолвила всё тем же размеренным неестественным голосом:

— Я не сразу на это решилась. Её крики и агрессия лишили нас почти всей прислуги. Я давала им расчёт, умоляя никому не рассказывать о том, чему они стали свидетелями, и, видит бог, у нас были хорошие слуги: они сдержали слово. С нами осталась только Кэт, когда произошло самое страшное. Матушка попыталась поджечь дом. Она пыталась поджечь нас, пока все мы спали, и вырывалась из рук Кэт, когда мы тщились отвести её в спальню. Симона гостила у нас тем вечером, и именно она проснулась от запаха гари, когда мама бродила по комнатам и жгла все углы в них. — Мэри вдруг порывисто наклонилась вперёд, широко распахнула глаза и схватила ртом воздух. Две блестящие дорожки поползли по её щекам. — Она кричала и царапалась, и в её глазах не было ничего, кроме безумия и страха. Вместо нас она видела кого-то другого, и она так и не узнала никого из своих близких больше ни разу — когда мы ни пришли бы к ней.

— Ты была у неё? — воскликнула Лиззи.

— Да, — степенно покачала головой Мэри, — пока мы жили в Лондоне, я могла себе это позволить каждый месяц. Я приезжала и наводила о ней справки, и я видела её лицом к лицу, и я пыталась говорить с ней. Только в теле нашей мамы теперь не она, — Мэри покачала головой. — Бывает, что она тиха и смотрит куда-то в пространство у меня над головой, бывает, что ей хочется поговорить, и она не перестаёт рассказывать о странных врагах, которые её мучают, которые отбирают у неё нашего отца, тебя и меня. Не раз и не два сказала я ей: «Я — Мэри! Взгляни на меня!». Но она только смеётся или, напротив, впадает в ярость и начинает шуметь. Когда она зла, её скручивают несколько санитаров, а она вырывается, и бьётся головой о стены, и скрипит зубами так, что те крошатся. — Мэри зябко обхватила себя за плечи. — Она покинула реальность. Теперь она живёт в мире своих фантазий, и она, как говорят, уже никогда оттуда не вернётся.

Лиззи смотрела в никуда широко раскрытыми глазами, распахнув рот, и с её ресниц срывались слёзы. Шея её подрагивала, но кулаки оставались совершенно недвижимыми.

— Лиззи, — Джо мягко выпустил её из объятий, — Лиззи…

— Не говори со мной! — рявкнула Лиззи, и её глаза вдруг загорелись неистовым алым пламенем.

Мэри медленно поднялась из кресла. Она по-прежнему была согбенной, маленькой и хрупкой, с просевшей грудной клеткой, и её лицо оставалось серым и тусклым. Джо совсем не понимал, как же так вышло, что раньше она казалась ему строгой, высокой и внушала ужас.

— Я не хотела, чтобы ты знала об этом, Лиззи, — тихо произнесла Мэри, — и не проходило ни дня, чтобы я не давала обещание когда-нибудь рассказать об этом… только у меня всё не хватало сил. Я ненавижу себя за это малодушие.

Взор Лиззи бурлил презрением.

— Я тоже тебя ненавижу, — тихо сказала Лиззи. — Ненавижу! — её голос гулко разнёсся по каюте.

Мэри не шелохнулась. Слёзы беззвучно катились по её впалым бесцветным щекам.

— Прости, если можешь, Лиззи, — проронила она так, словно бы её душили.

Лиззи молча повернулась и вышла из разорённой каюты. Дверь хлопнула у неё за спиной, и Мэри снова опустилась в кресло, как подкошенная, закрывая лицо руками. Поскольку в каюте никого не было, никто не догадался бы, что она рыдает вслух, хотя, казалось бы, она давно разучилась это делать.

Глава 18. Самое нужное

— Она всегда мне лгала, — тихо сказала Лиззи и задумчиво провела ногтем вдоль царапины на ладони. — Она отправила нашу маму в сумасшедший дом!

— Ты же слышала, как всё было на самом деле, — возразил Джо, — тут было уже ничего не поправить.

— Она лжёт! Она лжёт! — яростно возразила Лиззи. Ветер путал и трепал её волосы. — Она лжёт!

Джо промолчал. Отзвуки горестных, усталых и тяжёлых слов Мэри похоронным боем отзывались у него в душе, и ему казалось, что это о его родных шла речь, что его мать сошла с ума, что он остался совсем один, заброшенный в незнакомый мир, где нужно было выживать.

— Ведь это сумасшедший дом… — с болью простонала Лиззи. — Моя мама не такая! Она не могла сойти с ума!

Джо по-прежнему молчал. Холодный ветер, спускавшийся с ясного голубого неба, выстужал алые краски у Лиззи на вспотевшем лбу и на щеках. На прогулочной палубе почти никого не было, если не считать двух стариков в пальто, которые неторопливо вышагивали в тени и вели светскую беседу. Лиззи взвыла и вцепилась себе в волосы.

— Моя мама не сумасшедшая. Моя мама не могла сойти с ума, да, Джо? Джо! Скажи хоть что-нибудь!

— Ты ведь хочешь, чтобы я согласился с тобой, — негромко промолвил Джо.

— Да! — в голосе Лиззи звучал сердитый надрыв. — Значит, соглашайся!

— Извини, — Джо покачал головой, — никак не могу.

— Почему?

— Потому что я так не думаю. Ты ведь слышала, что сказала Мэри. В жизни могут произойти любые беды.

Лиззи порывисто зашагала прочь от него. Она почти добралась до большого теневого прямоугольника, внутри которого прогуливались пожилые джентльмены, как вдруг передумала, повернулась и снова заспешила к Джо.

— Мэри врёт! — бросила она Джо в лицо. — Мэри ничего не понимает!

— Тут не только Мэри так думает, — сказал Джо спокойно, — я тоже. Любые беды возможны, Лиззи, и говорить что-то вроде: «Со мной этого никогда не случится», — попросту глупо, ведь ты не можешь сказать даже, что с тобой произойдёт завтра.

— Завтра мы будем плыть, — сердито гаркнула Лиззи, — послезавтра тоже, а потом приплывём в Америку, и я… я не знаю, что я буду делать потом, но жить с Мэри я больше не хочу и не буду, я уйду с тобой вместе, на корабль, работать, куда угодно, но только не к ней и не к мисс Мэйд! Мисс Мэйд тоже обо всём знала, но она мне ничего не сказала, она даже не намекнула, а она могла бы, но она… она молчала, а всё из-за Мэри!

— Лиззи, — негромко сказал Джо, — неправильно это.