В отдельных случаях взятка может быть и существенно больше, но бывает это тогда, когда у кандидата есть проблемы с анкетой и нет необходимых связей. Одному моему знакомому, у которого обнаружились дальние родственники на Сахалине, за выезд в Россию пришлось заплатить больше 1000 долларов, причем заметная часть этой суммы ушла на умиротворение сотрудников «госохраны», то есть госбезопасности. Дело в том, что одно из условий для кандидатов на работу за границей – это отсутствие родственников в стране назначения, а также наличие жены и детей, которые, само собой, остаются дома (логика, которая стоит за этими запретами, полагаю, отлично понятна большинству людей с советским прошлым).

Товарищ Пак решил проблемы на удивление дешево: право поехать рабочим в Россию было приобретено им всего за 300 долларов. Сыграли роль тут и безупречная анкета, и связи его родителей. Пройдя необходимую подготовку (как идейно-политическую, так и профессиональную), в середине 2000-х товарищ Пак оказался в России в одной из северокорейских компаний, занимающихся строительными и отделочными работами в Приморском крае.

Россия поразила Пака, причем удивило его не ее материальное процветание. Скорее наоборот. Как и большинство северокорейцев его поколения, товарищ Пак с детства много слышал о сказочном богатстве СССР-России и счастливых обитателей этой страны. Поэтому, как товарищ Пак сам честно признается, уровень жизни в Приморье середины нулевых его даже несколько разочаровал: Россия оказалась действительно страной зажиточной, но все-таки она была не так богата, как он ожидал. Реально поразили его две вещи: развитая инфраструктура и уровень личных свобод. Покрытые асфальтом российские дороги, которые вызывают столь много нареканий у жителей Приморья, показались ему сказочными, а беспрерывное снабжение электроэнергией даже в небольших городках, с точки зрения товарища Пака, было просто чудом. Если говорить о свободах, то товарища Пака привлекали не политические свободы, хотя его немало удивило, с какой резкостью российская пресса может писать о действиях и центрального правительства, и местных чиновников. Куда большее впечатление на него произвели обычные бытовые свободы россиян: возможность отправиться за границу и даже просто путешествовать по стране безо всяких разрешений на поездку и взяток на блокпостах.

Первые несколько лет пребывания в Приморье товарищ Пак был простым строителем и занимался отделочными работами. В некоторых случаях северокорейские рабочие жили организованно, непосредственно на объектах или рядом с ними. Однако к тому времени в России стала обычной практика отпуска северокорейских рабочих, так сказать, на оброк: им разрешали искать работу самостоятельно. Называется это «работой на контракте». Северокорейцы обычно формируют бригады, которые и договариваются с заказчиками. Оплата аккордная, и рабочим дана немалая автономия. С точки зрения северокорейских властей, от отправленных «на контракт» рабочих требуется только делать ежемесячные фиксированные взносы в государственный фонд и изредка появляться на политических мероприятиях.

Размер этого ежемесячного взноса, который фактически является налогом, меняется со временем и зависит от ряда факторов, однако речь идет о весьма ощутимых суммах. Типичный северокорейский рабочий отдает в фонд государства (то есть своей северокорейской компании, которая потом частично делится деньгами с государством) не менее половины того, что он получает от российского заказчика-работодателя. Условия эти могут показаться грабительскими, но сами рабочие в своем большинстве воспринимают ситуацию спокойно: они получают, по северокорейским меркам, сверхдоходы, и поэтому обычно считают естественным то, что платят с них сверхналоги. Совсем уж внакладе они не остаются: около 2010 года северокорейский строительный рабочий средней квалификации за год работы в России мог отложить 1000–2000 долларов. Правда, после крымских событий и девальвации рубля эта сумма снизилась раза в полтора-два. Тем не менее, если учесть, что реальная средняя ежемесячная зарплата «чистыми» в Пхеньяне в 2015–2016 годах была эквивалентна 50–70 долларам, то понятно, что рабочие возвращались на родину обеспеченными людьми. Вернувшись спустя несколько лет домой, рабочий может купить киоск или торговую точку на рынке, делами которой потом занималась бы его жена. Иначе говоря, одна поездка в Россию превращает простого рабочего в представителя среднего класса и малого бизнеса.

Условия труда, конечно, тяжелые, а несчастные случаи с летальным исходом по состоянию на 2015 год случались с северокорейскими строительными рабочими в России в четыре раза чаще, чем в среднем по строительной отрасли. Надо, однако, помнить, что во многих случаях сами рабочие добиваются того, чтобы им не мешали работать по 12–13 часов в сутки, практически без выходных. Северокорейцы едут в Россию с одной целью – зарабатывать деньги, и готовы работать столько, сколько нужно, чтобы только заработать как можно больше. Даже те рабочие, кому не довелось попасть «на контракт» и кто трудится на какой-то большой стройке под непосредственным надзором начальства, часто могут отправиться на заработки после того, как закончилась основная смена. Само северокорейское начальство при этом до недавнего времени не особо интересовалось, что они делают после рабочего дня. Как выразился по этому поводу товарищ Пак, который, как мы увидим, впоследствии сам стал руководителем: «Хоть они там по бабам ходят, хоть работают всю ночь где-то, это не наше дело. Главное, чтобы основная работа выполнялась как следует и чтобы платежи делались в срок».

Столь же либерально северокорейское начальство относится к ведению «организационной жизни» среди рабочих за границей – несмотря на то что 70–80 % из них являются членами партии (наличие партбилета в кармане существенно увеличивает шансы на «загранку»). Теоретически рабочие, как и все граждане КНДР, и в особенности члены партии, должны несколько раз в неделю посещать политзанятия, а раз в неделю проводить «собрание самокритики». На практике же те рабочие, что трудятся «по контрактам», от этих обязанностей почти освобождены: «собрания самокритики» проводятся формально и в максимально упрощенном формате, а политзанятия часто игнорируются.

Перед отъездом в Россию рабочим объясняют, что им ни в коем случае не следует общаться с южнокорейцами, которые, дескать, все без исключения являются сотрудниками южнокорейской разведки. Действительно, контакты с гражданами Юга не раз служили основанием для немедленного вывоза попавшегося на таких контактах гражданина КНДР в Северную Корею, причем, если это было необходимым, вывоз проводился насильственно (похищение людей за границей – давнее хобби северокорейских спецслужб, так что методика таких операций там отработана хорошо). Теоретически рабочим также запрещается слушать иностранное радио и пользоваться смартфонами, но этот запрет, как и многие другие, как правило, игнорируется. У руководства нет ни возможности настолько жестко контролировать поведение рабочих, ни особого желания делать это.

Подавляющее большинство северокорейских рабочих не проявляют явного интереса к политическим вопросам. Они приезжают в Россию с вполне конкретной задачей – заработать как можно больше денег для себя и своей семьи. Далеко не все они являются сторонниками нынешней северокорейской власти: один мой коллега из Владивостока вспоминает, как около 2010 года работавший у него на даче северокореец, основательно выпив по случаю вечера субботы, вдруг начал на плохом, но понятном русском языке крыть и северокорейскую систему, и лично Любимого Полководца Ким Чен Ира, яростно объясняя своему российскому собеседнику, насколько прекрасно жить в такой свободной и богатой стране, как Россия, и с таким лидером, как Путин. Однако подобная откровенность является довольно редкой (хотя и не исключительной!), ибо рабочие отлично понимают: любое политически подозрительное поведение может привести к катастрофическим последствиям, от которых пострадают и сам рабочий, и его семья, и связанные с ними люди. Поэтому большинство рабочих ведут себя в соответствии с инструкциями, хотя многие из них позволяют себе иногда тайно смотреть южнокорейские сериалы и слушать южнокорейское радио, а то и странствовать по просторам южнокорейского интернета.