приветствие в адрес полубога Процесса. К слову о связях между Гитлером и Процессом (которые также привели Фреда Коуэна в лоно этой секты): позднее я узна́ю о сослуживце Берковица, который в 1977 году сообщил полиции, что тот часто навещал район Уайт-Плейнс-роуд на северо-востоке Бронкса, а также, цитирую, «имел и носил нацистские знаки отличия».

Согласно другому полицейскому отчету 1977 года, один из свидетелей заявил, что Берковица видели на Манхэттене с неким «отцом Ларсом», по слухам, состоявшим в каком-то необычном обществе, предположительно религиозном по своей природе. Это было ответвление Процесса.

У Берковица есть еще два фрагмента, которые связывают Процесс с Чарльзом Мэнсоном: надпись на стене квартиры «Своих детей я превращаю в убийц» и «Детишки», вставленное в письмо Глассману.

В текстах имелись и другие примеры подобных выкрутасов. Все они вместе, вкупе с немецкими овчарками и ответами Берковица в Марси, привели меня к вполне реалистичному предположению, что в «деле 44-го калибра» действовала организация, отколовшаяся от Процесса. Однако я по-прежнему не хотел предавать огласке обнаруженную связь с культом. Я надеялся, что мы сможем поймать кого-то из членов йонкерсовской группы с поличным и собрать больше доказательств присутствия заговора в самих убийствах.

* * *

Следующие несколько месяцев принесли новые события. Отец Стейси Московиц, Джерри, позвонил, чтобы поблагодарить Тома Бартли и меня за статьи, рассказавшие о дилетантском подходе полиции Йонкерса и департамента шерифа к расследованию связанных с Берковицем инцидентов. Семья Московиц к тому моменту уже подала иск на 10 миллионов долларов против Департамента полиции Йонкерса, обвинив его в халатности, которая привела к смерти Стейси. Это дело они проиграют. Однако до выхода статей им не было известно о роли офиса шерифа в произошедшем.

В одно из мартовских воскресений я навестил Джерри, его жену Нейсу и их дочь Рикки и рассказал им о своих сомнениях в том, что Стейси застрелил именно Берковиц. Произнести такое было нелегко, но, к моей радости, семья прислушалась к приведенным аргументам и заявила, что полностью поддерживает мое желание продолжать расследование. Нейса показала мне комнату Стейси и кое-какие ее личные вещи и фотографии.

«Она была для нас всем, – печально сказала Нейса. – Вы отлично знаете, как сильно я ненавижу Берковица. Я всю дорогу кричала, что его надо казнить. Но если стрелял не он, мне остается лишь надеяться, что вы, черт возьми, найдете людей, которые это сделали». (Во время оглашения приговора Берковиц, пришедший в смятение после объявления его виновным, шокировал присутствующих в суде, несколько раз прокричав: «Стейси была шлюхой». В зале разразилась буря, дальнейшее чтение приговора пришлось отложить. Берковиц, как я узнал позже, руководствовался тогда сразу двумя мотивами: во-первых, он считал, что просто не готов дослушать приговор, а во-вторых, им двигала сильная неприязнь к Нейсе Московиц, которая громко требовала его казни. Берковицу было известно больше, чем ей: сам он не стрелял в Стейси.)

«Я согласился с тем, что сказали копы, – добавил Джерри. – Но я всегда знал, что он совершенно не похож на обнародованные портреты. Из-за того, что произошло, я познакомился со многими местными полицейскими, и многие из них тоже сильно сомневаются, что это был он».

В тот вечер по дороге домой я проехал Пайн-стрит и спустился с холма до Уикер и Уорбертон. «От дома жертвы до логова убийц», – подумал я, прежде чем медленно двинуться дальше. Как я ни старался избежать эмоциональной вовлеченности в произошедшие события и страдания семей, удавалось мне это далеко не всегда. Та ночь стала тому примером.

После публикации статей мне позвонил еще один человек. Тон беседы сразу показался знакомым. Звонившая женщина пожелала остаться неназванной и начала рассказывать о девушке Джейн, принадлежавшем ей фургоне, заливе Литтл-Нек и успешном бухгалтере по имени Рив Карл Рокмен.

– Завязывай, Вероника. Мне известно, кто ты, – сказал я. – Я был у тебя дома в прошлом году, но ты предпочла отсидеться под кроватью. Иди звони Данливи – ему, пожалуй, не помешает немного развеяться.

Вероника Люкен поначалу пришла в ужас и сразу повесила трубку. Однако час спустя она перезвонила, извинилась за свои действия в 1978 году и признала, что тогда «совершила ошибку».

– Конечно, вы ошиблись, дамочка, – сказал я ей.

Люкен заявила, что ее сведения о семье Миэн в Стейтен-Айленде оказались неверными, потому что она перепутала Майка Уоллмена, друга сына Миэнов, с Рокменом.

– Они похожи, и когда я увидела, как Уоллмен входит в их дом, подумала, что это Рокмен.

– Ты просто параноик, Вероника.

– Прошу прощения, но я думала, что Рокмен использовал там другое имя. Он постоянно использует разные имена – вы хоть это проверили?

– Да, нам известно, что у него есть сразу два адреса в Квинсе, и он называл себя Рив Карл Рокмен и Рив Т. Карл. Но это еще не все – мы говорили с Джейн Джеклин, и она вовсе не мертва, как ты утверждала.

– Мне сказали, что ее убили, – стояла на своем Люкен. – И я лично видела ее за несколько месяцев до этого.

– Да ну? И как же она выглядела?

Люкен в ответ описала женщину, совершенно не похожую на ту Джейн Джеклин, с которой разговаривали мы с Миттигером. Помимо очевидных различий во внешности, реальная Джейн не так давно родила, так что в июне 1977 года, когда, по словам Люкен, произошла их встреча, должна была быть заметно беременной.

– Нет, она не была беременна, – сказала Люкен.

Затем трубку взял ее муж Артур, который сообщил, что лично присутствовал на той встрече, и подтвердил все детали.

– Люди тянутся ко мне, они мне доверяют, – объяснила Люкен. – Так я и узнала о культе и Рокмене.

– Если на этот раз ты не врешь – весьма сомнительное «если» – тогда та, что к тебе приходила, просто использовала имя Джейн, – сказал я. – И если кого-то убили, то разве что Джейн-самозванку.

Потом Люкен сказала, что вся информация также известна одному нью-йоркскому детективу, занимающемуся расследованием убийств, и тот может поручиться за ее достоверность. Она назвала мне имя этого детектива, и он сам позвонил на следующий день. Мы договорились встретиться за обедом в ресторане на Сентрал-авеню в Йонкерсе.

Внешне детектив отдела по расследованию убийств из Бронкса Генри (Хэнк) Чинотти оказался совсем не таким, как я ожидал. Ростом около шести футов, крепкого телосложения, с черными как смоль волосами, он щеголял усами и весьма примечательной козлиной бородкой. Одетый в черную одежду, с большим золотым распятием на шее, Хэнк больше напоминал копа из отдела нравов или подразделения по борьбе с