Интересно, Чиви с ним или нет?

Заговорила Триксия:

– Благодарю вас, мастер Дигби. Мне очень приятно оказаться сегодня здесь. Настало время открытой дискуссии по этим вопросам. Я надеюсь, что молодежь – как рожденная в фазе, так и вне ее – слушает нас. Я знаю, что мои дети нас слушают.

Взгляд, брошенный Триксией на Ксопи, был спокойным и уверенным. Но в ее голосе звучала еле уловимая дрожь. Эзр разглядывал ее лицо. Сколько лет ей сейчас? Полная информация о Вахтах зипхедов была засекреченной – может быть, потому, что многих использовали на сто процентов. Целая жизнь нужна на то, чтобы узнать, что знала Триксия. По крайней мере, в первые дни на каждой Вахте, на которой был Эзр, была и Триксия. Сейчас она выглядела на десять лет старше, чем перед Фокусом. А когда она играла Андерхилла, то выглядела еще старше.

Она продолжала говорить:

– Но я хочу сделать одно уточнение к сказанному леди Пьетрой. Не было тайного заговора с целью скрыть возраст этих детей. Мои двое старших – им теперь четырнадцать – уже некоторое время участвовали в передаче. Их участие было вполне естественно, и по письмам, которые они получали, я могу заключить, что они были очень популярны и среди детей текущего поколения, и среди их родителей.

Ксопи посмотрела на Триксию через стол:

– И, разумеется, только потому, что молчали о своем истинном возрасте. По радио такая маленькая разница не слышна. По радио некоторые… непристойности… проходят незамеченными.

Триксия рассмеялась.

– Вы абсолютно правы. Но я прошу слушателей об этом подумать. Многим из них нравятся Джирлиб и Брент, или Гокна и Вики. Встреча с моими детьми по радио «вслепую» показала нашим слушателям истину, которая иначе могла бы остаться незамеченной: рожденные вне фазы – не менее достойные личности, чем все остальные. Но снова скажу: я ничего не скрывал. В конце концов… факты были столь очевидны, что их никто не мог игнорировать.

– Столь бесстыдны, вы хотите сказать. Вашему второму внефазному помету едва семь лет. Такую безнравственность не может скрыть даже радио. А когда мы с вами встретились в этой студии, я заметила у вас в шерсти двух новорожденных. Скажите мне, сэр, есть ли предел вашей зловредности?

– О каком зле, о каком вреде говорите вы, леди Пьетра? Наша публика слушает того или иного из моих детей уже больше двух лет. Они знают и Джирлиба с Брентом, и Вики с Гокной как настоящих и приятных личностей. Вы видите, как из шерсти у меня на спине выглядывают малыш Хранк и Рапса… – Триксия сделала паузу, давая собеседнику время посмотреть. – Я знаю, вам неприятно видеть младенцев так задолго до Лет Увядания. Но еще через год-другой они уже научатся говорить, и я намерен ввести в «Час науки для детей» все возрасты. И от программы к программе наши слушатели смогут убедиться, что эти кобберята стоят не меньше тех, что родились в конце Лет Увядания.

– Абсурдность! Ваша интрига победит, если только вы подкрадетесь к приличным людям маленькими шажками, чтобы они свыкались с этой аморальностью, до тех пор, пока они…

– Пока они – что? – благосклонно улыбаясь, спросила Триксия.

– Пока они… пока… – видно было, как Ксопи полыхает дикими глазами из-под полупрозрачных скорлупок, – пока нормальные люди не будут покрывать поцелуями этих зловременных червяков на вашей спине!

Она вскочила со стула, махая руками в сторону Триксии.

А Триксия улыбалась.

– Если ответить вам одним словом, дражайшая моя Пьетра, то это слово – «да». Даже то, что вы тут сидите, можно принять за согласие. Но дети, рожденные вне фазы – не черви. Им не нужна Первая Тьма, чтобы дать им души. Это нормальные создания, которые станут достойными пауками своим собственным путем. Пройдут годы, и «Час науки для детей» сделает это очевидным для всех, даже для вас.

Ксопи села. Вид у нее был, как у диспутанта, который нарвался на более сильного партнера и теперь ищет новый путь атаки.

– Я вижу, призыв к приличию не имеет для вас силы, мастер Андерхилл. А среди слушателей могут найтись пауки послабее, которых ваш постепенный подход подведет к извращению. Аморальные наклонности есть у каждого, в этом мы с вами согласны. Но есть и моральные наклонности, врожденные. В выборе между ними нас ведет традиция… но я вижу, что традиция для таких, как вы тоже очень мало веса имеет. Вы ученый, так ведь?

– Гм, да.

– И один из четырех Ходивших во Тьме?

– …да.

– Может быть, наши слушатели не знают, какая выдающаяся личность прячется за «Часом науки для детей». Вы – один из четырех, кто воочию видел Глубокую Тьму. Для вас ни в чем нет тайны. – Триксия стала было отвечать, но слова Пьетры захлестнули ее потоком. – Посмею предположить, что это объясняет многие из ваших дефектов. Вы слепы к трудам предыдущих поколений, ценой тяжелых ошибок доставшемуся знанию, что есть гибель и что есть спасение в делах рода паучьего. У моральных законов есть свои причины, сэр! Не будет морального закона – и запасливые труженики в конце Лет Увядания будут ограблены ленивыми мародерами! Не будет морального закона – и невинные в глубинах своих будут вырезаны первыми проснувшимися. Мы все хотим многого, но и многие из наших желаний разрушают самые основы желания.

– Последнее верно, леди Пьетра. Но в чем смысл ваших слов?

– Смысл в том, что для правил есть причины, в особенности для правил против внефазных рождений. Вы, Ходящий во Тьме, можете не видеть тайн, но даже вы должны согласиться, что Тьма – великий очиститель. Я слушала ваших детей. Сегодня, до выхода в эфир, я видела их в рубке инженера. В вашей тайне есть скандал, но он не удивителен. По крайней мере один из ваших детей – кажется, по имени Брент – кретин. Разве не так?

Ксопи остановилась, но Триксия не ответила. Взгляд ее был неподвижен; он не блуждал в поисках каких-то данных промежуточного уровня. И Эзр вдруг почувствовал странное изменение перспективы, как будто изменилось изображение воображаемого уровня, только куда сильнее. И вызвано оно было не словами, ни даже эмоциями в словах переводчиков, а – молчанием. Впервые Эзр понял, что этот паук – живая личность, и такая, которой можно сделать больно.

А молчание длилось.

– Ха! – заявил Силипан. – Отличное подтверждение многих догадок. Пауки размножаются большими кладками, а мать-природа во время Тьмы убирает слабых. Налаженный механизм.

– Кажется, да, – хмуро согласилась Ляо и положила руку на плечо мужу.

Молчание внезапно прервал Зинмин Броут.

– Мастер Андерхилл, вы будете отвечать на вопрос достопочтенной Пьетры?

– Да. – Дрожь в голосе Триксии стала еще заметнее. – Брент не кретин. У него мышление не вербальное, и он учится не так, как другие дети. – В голосе Триксии звучал энтузиазм и тень улыбки. – Разум – удивительная вещь. В Бренте я вижу…

– А я в Бренте вижу классическую дефективность внефазного ребенка. Друзья мои, я знаю, как сильно страдает Церковь в нынешнем поколении. Столь много изменяется, и старый образ жизни столь многие считают тираничным. В прежние времена ребенок вроде Брента мог появиться только в захолустных деревнях, где всегда были и варварство, и извращение. В прежние времена это было легко объяснить: «Родители его избежали Тьмы, как не делают даже животные. Они обрекли бедного Брента на несколько лет жизни калеки, и презренны и ненавидимы должны быть за такую жестокость». Но в наши времена интеллектуалы вроде Андерхилла, – кивок в сторону Триксии, – вот кто совершает подобный грех. Он заставляет вас смеяться над традицией, и я должна сражаться с ним его же аргументами. Поглядите на это дитя, мастер Андерхилл. Сколько еще породили вы таких, как он?