Триксия:

– Все мои кобберята…

– О да! Несомненно, были и другие неудачи. У вас шестеро, о которых мы знаем. Сколько же их еще? А явные неудачи вы уничтожаете? Если пойдет мир по вашим стопам, цивилизация погибнет еще до следующей Тьмы, захлестнутая ордами порочно зачатых юных калек!

И Пьетра еще какое-то время разрабатывала эту жилу. Обвинения ее были весьма конкретны: врожденные уродства, перенаселение, вынужденные убийства, бунты в глубинах в начале Тьмы – все это обрушится на пауков, если станут популярны внефазные рождения. Ксопи вещала, пока хватало дыхания.

Броут повернулся к Триксии в роли Андерхилла:

– И каков же ваш ответ?

Триксия:

– Да, это приятно, когда есть ответ. – Триксия улыбалась, и голос ее был почти так же беспечен, как в начале передачи. Если Андерхилл и был поколеблен атакой на своего сына, то долгая речь Пьетры дала ему время оправиться. – Во-первых, все мои дети живы. Их всего шесть. Это не должно удивлять. Детей вне фазы зачать трудно, я уверен, что все это знают. Также трудно пропитать внефазные детские рубцы достаточно долго, чтобы дети вырастили глаза. Природа определенно предпочитает, чтобы кобберят создавали перед самой Тьмой.

Ксопи наклонилась вперед и воскликнула:

– Слушайте внимательно, друзья! Только что Андерхилл признал, что совершает преступление против природы!

Триксия рассмеялась:

– О нет, я все еще принадлежу природе. Но еще до появления техники – вы знаете, что десять миллионов лет назад продолжительность солнечного цикла была меньше года.

– Фантазии! Как могут живые существа выжива…

– Да, как? – Триксия улыбнулась шире, и тон ее стал торжествующим. – Но летопись окаменелостей не оставляет сомнений. Десять миллионов лет назад цикл был куда короче, а изменения яркости куда менее интенсивными. Не было нужды в глубинах и спячке. Но цикл света и тьмы становился длиннее и резче, и те, кто выжил, приспособились. Могу себе представить, какой это был жестокий процесс. Понадобилось много серьезных изменений. А теперь…

Ксопи прервала его слова жестом. Сама изобразила или под влиянием чего-то в передаче пауков?

– Пусть не фантазии, но это все равно не доказано. Я не буду обсуждать с вами вопросы эволюции, сэр. Есть вполне достойные личности, которые в нее верят, но это всего лишь теория – а не основа для решений в вопросах жизни и смерти.

– Ха! Очко в папину пользу!

Девчонки на насестах над головами Брента и Джирлиба обменивались комментариями. Когда Дидире не видела, они строили рожи достопочтенной Пьетре. После первой «десятки» заметной реакции не было, но приятно было этой кобберихе показать, что они о ней думают.

– Не боись, Брент! Папа эту Пьетру сделает.

Брент был тише, чем обычно:

– Я знал, что это случится. Все было очень напряженно. Теперь папа и про меня должен объяснять.

На самом деле папа чуть не проиграл дело, когда Пьетра обозвала Брента кретином. Вики никогда не видела его таким растерянным. Но сейчас он отвоевывал утраченные позиции. Вики думала, что Пьетра окажется невеждой, но она, кажется, была знакома с тем, что обрушивал на нее папа. А, неважно. Не так уж много знает эта достопочтенная Пьетра. А к тому же папа прав.

А папа вовсю развивал наступление.

– Странно, что традиция не обратила больше внимания на давнее прошлое, леди Пьетра. Но это неважно. Изменения, производимые наукой, будут так велики, что я лучше их использую для иллюстрации своей точки зрения. Природа навязала определенные стратегии – и я согласен, цикличность поколений является одной из них. Без такого навязывания мы могли бы сейчас и не существовать. Но подумайте о цене, достопочтенная Пьетра. Все наши дети в каждом году находятся на одной и той же стадии жизни. Они ее минуют – и все средства обучения должны лежать и ждать следующего поколения. Эти потери теперь становятся ненужными. Наука даст…

Достопочтенная Пьетра испустила свистящий смех, полный сарказма и удивления.

– Значит, вы сейчас это признали! Вы вынашиваете замысел сделать внефазность образом жизни, а не вашим личным грехом!

– Конечно! – Папа аж подпрыгнул. – Я хочу, чтобы все знали: мы живем в новой, другой эре. Пусть кто хочет заводит детей независимо от поры солнца.

– Да, вы хотите заполонить все вокруг. Скажите, Андерхилл, у вас уже есть тайные школы для внефазных? И там сотни и тысячи таких, как ваши шестеро, только и ждут нашего одобрения?

– Хм, нет. Пока что мы не нашли товарищей, чтобы мои дети могли с ними играть.

Многие годы они хотели найти, с кем играть. Мама тоже искала, но безрезультатно. Гокна и Вики решили, что другие внефазные либо очень хорошо прячутся… либо очень редко встречаются. Иногда Вики думала, уж не прокляты ли они в самом деле; очень трудно было найти хоть кого-нибудь другого.

А достопочтенная откинулась на насесте, улыбаясь почти дружелюбно:

– Последнее меня утешает, мастер Андерхилл. Даже в наши времена приличия и достоинство все же преобладают, а ваше извращение – редкость. И все же ваш «Час науки» сохраняет популярность, хотя рожденным в фазе сейчас уже двадцать лет. Ваша передача – это соблазн, которого раньше не было. И потому наш обмен мнениями невероятно важен.

– Да, конечно. Я тоже так думаю.

Достопочтенная склонила голову. Вот невезение! Сообразила коббериха, что папа именно это имеет в виду. Если она заставит папу пуститься в теории… может выйти очень нехорошо.

Следующий вопрос Пьетры был задан небрежным тоном искреннего любопытства.

– Мне кажется, мастер Андерхилл, что вам понятны законы морали. Но, быть может, вы считаете их чем-то вроде законов творческого искусства, которые могут быть отменены величайшими мыслителями – вроде вас?

– Ну уж, величайшими мыслителями! – Но вопрос явно захватил папино воображение, уведя его от риторики. – Знаете, Пьетра, я никогда раньше не думал о правилах морали в таком аспекте. Какая интересная идея! Вы считаете, что их могут игнорировать те, у которых есть какая-то врожденная… как это сказать? Способность к добру? Разумеется, нет. Хотя сознаюсь, что я неграмотный, когда спор заходит о морали. Я люблю играть, люблю думать. Хождение во Тьме было интереснейшим приключением – и для меня это не меньше, чем его важность для победы в войне. Наука вскоре принесет величайшие изменения будущего всего рода паучьего. Мне эти вещи интересны невероятно, и я хочу, чтобы общественность – в том числе те, кто в вопросах морали являются экспертами – поняла следствия этих изменений.

– Разумеется, – ответила достопочтенная. Сарказм ее можно было бы услышать только если специально его вылавливать, как делала Виктория. – И вы надеетесь, что наука чем-то заменит Тьму в качестве великого очистителя и великой тайны?

Папа отмахнулся пищевыми руками. Кажется, он забыл, что выступает по радио.