Под Нарвой осаждающий в полной мере следовал рекомендациям и своим огнем мешал заделывать бреши. Когда обрушился фас бастиона Гонор, комендант Нарвы распорядился, чтобы находившиеся в городе крестьяне, слуги и женщины работали над починкой бреши[1136]. В ответ на просьбы коменданта прекратить бомбардировку русское командование отказывалось, «чтобы им, неприятелям, не дать разоренных своих крепостей и бреша заделывать» [1137]. Обстрел брешей действительно крайне затруднял их восстановление, и под 7 августа 1704 г. у Адлерфельда записано: «Подполковник Киннерт, слишком показываясь на стенах, был убит. Осаждающие отныне учиняли сильнейший огонь по нашим рабочим, занятым в восстановлении брешей бастионов Гонор и Виктория, так что не проходило и дня, чтобы у нас убивало менее 30 человек, не считая тех, кому оторвало руку или ногу» [1138].

Как упоминалось выше в главе о бомбардировании, в начале осады Риги от случайного возгорания взорвался пороховой погреб, и взрыв был настолько мощным, что был полностью разрушен один из бастионов вместе с защитниками и прилегающий к нему лазарет. По словам британского автора, «самое прискорбное бедствие постигло осажденного без участия осаждающего», и в том же источнике мы находим крайне интересные подробности о починке образовавшейся бреши. Комендант Риги от взрыва на время потерял сознание, а после ничего не слышал, даже барабанного боя. Шведский военачальник был в полной уверенности, что русские взорвали под бастионом мину и вот-вот пойдут на штурм бреши. Сила взрыва была так велика, что был уничтожен не только сам бастион, но и часть стены протяженностью до 10 ярдов (9 м), и образовался проход, пригодный даже для кавалерии. Но, в отличие от своего командира, другие офицеры гарнизона не так растерялись и быстро предприняли необходимые меры; в первую очередь сыграли сбор и подняли в ружье весь гарнизон для отбития возможного штурма. Затем со всего города свезли конский навоз, мусор, обломки строений и завалили ими брешь; перед ней в три ряда врыли палисад, а позади возвели ретраншемент. Все это было сделано в ту же ночь, и даже если бы русские генералы знали о существовании пролома и имели достаточно сил, они не успели бы воспользоваться им[1139].

Конечно, в большинстве случаев брешь была делом рук осаждающего и он внимательно следил за ее состоянием. Из-под Выборга Апраксин доносил Петру о размерах бреши и о противодействии попыткам шведов ее заделывать: «О здешнем состоянии доношу: божиею помощию бреш сделан довольной, от самова орлиона мало не по самой мост стена збита и земля осыпана и с арлиона верхние пешечные бои збиты; хотя и трудятца починкою непрестанно, однакож бомбандиры наши не допущают»[1140]. В другом письме Апраксин упоминает некую «неприятельскую новую работу», завешенную парусами, – возможно, таким образом шведы пытались скрыть от глаз осаждающих возведение новых укреплений или починку разрушенных; в любом случае уловка не удалась, т. к. это место было сожжено бомбами и от обстрела обрушилась часть стены [1141].

Подходы к бреши могли прикрываться фланкирующим огнем из соседних городских укреплений (например, с фланков соседних бастионов). Поэтому осаждающим необходимо было подавить эти пункты своим артиллерийским огнем. Под Нарвой в 1704 г. уже у самого контрэскарпа (т. е. у рва) перед штурмом были установлены мортирные батареи (кетели), «с которых бомбы метаны непрестанно на неприятельские фланки [с которых могли очищать стрельбою брешь], и тем великий вред пушкам их причинило, так что многие станки вверх взметывало, и до основания фланки разорили» [1142].

Мы рассмотрели, каким образом осаждающий проламывал городские стены, чтобы открыть путь своим войскам внутрь крепости, но обошли вниманием наиболее очевидный путь в город – через ворота. Для проламывания крепостных ворот или решеток в арсенале европейских инженеров существовало такое приспособление, как петарда. Оно напоминало ствол мортиры или колокол, который заполнялся пороховым зарядом; дульной частью петарда приделывалась к доске, окованной железом. Эта доска вместе с петардой крепилась (вешалась, прислонялась) к воротам, после чего в казенной части петарды поджигался фитиль. Силой взрыва доска выламывала ворота. На практике такую операцию можно было совершить, лишь если удавалось скрытно подойти к воротам (миновав караулы, внешние укрепления и преодолев ров). Под огнем осажденных эта миссия была самоубийственной, с чем соглашались все авторы, писавшие в своих трактатах о петардах[1143]. К походу 1705 г. Я.В. Брюс по совету Огильви изготовил для армии пять петард такого веса, чтобы каждую могли переносить два человека[1144]. Очевидно, петарды продолжали возить при артиллерии; в марте 1709 г. на случай атаки на занимаемые шведами пункты генерал-майор Гинтер должен был доставить некоторое количество пушек и «пинарду» [1145]. Также известно, что в 1710 г. к штурму Эльбинга петарды приготавливались офицером прусской артиллерии [1146]. Однако их, по-видимому, так и не использовали по назначению; о фактическом применении петард с русской стороны сведений пока не найдено. Про шведов есть одно упоминание – во время атаки на Печерский монастырь в феврале 1701 г. шведский майор Валленштет (Валберштет) погиб при попытке приставить к монастырским воротам петарду[1147].

Пролом в стене можно было сделать с помощью мины – т. е. взорвать под валом пороховой заряд. Способ доставки этого заряда предопределял разные походы. «Подведением минера» называлась операция, когда подкопщик пересекал ров и разбирал каменную облицовку в основании стены, чтобы там заложить порох. Такая работа начиналась из рва после взятия крытого пути и была сопряжена со значительным риском, т. к. минер становился близкой мишенью для осажденных. Более сложной операцией был подкоп, начатый издалека, под гласисом. Требовалось точно рассчитать направление и глубину минной галереи, определить место заложения и необходимый размер заряда, обеспечить работников под землей вентиляцией, при этом над ними постоянно висела угроза контрминных действий осажденного.