– Я доволен, – сказал он. – Мы можем остановиться здесь. Сетон-Хаус недалеко отсюда, давайте переночуем там. Тогда еще до рассвета мы выступим к Эдинбургу и застигнем их врасплох.

* * *

Киркалди из Грэнджа, который считал себя видным мужчиной, несмотря на лысину и морщинистое лицо, составлял план предстоящей битвы. Должна ли его конница зайти с фланга, а потом атаковать центр королевской армии, чтобы опрокинуть ее одним решительным ударом и вызвать беспорядочное бегство? Или ему следует нацелиться на Босуэлла, оставив без внимания менее грозных противников, как это делали в старину? Что больше деморализует королеву? Напевая под нос, он стал чертить другой план. Если разделить конницу…

Кто-то отодвинул полог шатра. Киркалди раздосадованно нахмурился и поднял голову. Это был родственник одного из Сетонов.

– Что там? – рявкнул он и положил деревянных солдатиков на карту, чтобы скрыть свой замысел.

– Они в Сетон-Хаусе. Лорд Сетон присоединился к ним с отрядом в триста человек. Основная часть армии расквартирована вокруг поместья. Они собираются выступить завтра в пять утра и захватить Эдинбург одним броском.

– Откуда мне знать, что это правда? Вы можете лгать или вводить нас в заблуждение.

– Я не могу этого доказать. Но Рутвен поручится за мою верность лордам Конгрегации, и Линдсей тоже.

– Хорошо, я пошлю за ними.

Киркалди сделал это, и они опознали пришельца как Питера Симмонса, который никогда не заигрывал с роялистами и присоединился к лордам несколько лет назад, но жил недалеко от Сетонов.

Итак, Босуэлл надеется застигнуть их врасплох. Что ж, ему предстоит другой сюрприз. Киркалди из Грэнджа отдал приказ выступить из Эдинбурга в два часа ночи и встретить противника в темноте, до того как королевская армия успеет перестроиться в боевой порядок.

* * *

Босуэлл и Мария отдыхали в комнате, отведенной для нее с тех пор, как она стала частой гостьей в Сетон-Хаусе шесть лет назад. Помощь лорда Сетона принесла облегчение, а встреча с Мэри Сетон была еще большей радостью. Они не виделись уже несколько недель. Другие «Марии» давно разошлись своими путями, но Мэри Сетон оставалась верной слугой.

Она ахнула, когда впервые увидела Марию.

– О, Ваше Величество, вы так изменились! – выпалила она.

– Произошло много разных вещей, – ответила Мария.

Обычно она переспрашивала, что именно хочет сказать Мэри Сетон, но теперь ей было все равно. Она устала, проголодалась и чувствовала себя грязной. Они не ели с самого утра, и Босуэлл был обеспокоен, так как не имел провианта для своих солдат.

– Поэтому мы должны дать бой завтра, – устало проговорил он. – Я не могу долго маневрировать, а голодная армия не может хорошо сражаться.

Он опустился на кровать, почти не в силах двигаться. Мария устроилась рядом с ним. Он лежал на боку, повернувшись спиной к ней. Она положила голову ему на плечо и помассировала его шею, грязную от дорожной пыли. В его вздохе слышались нотки отчаяния.

– Спи, – сказала она и нежно поцеловала его. – Все решится завтра на рассвете.

Он не ответил. Уже заснул? Она попыталась рассмотреть его лицо. Его глаза были закрыты.

– Все закончится, и наша жизнь начнется сначала, – сказала она.

Снова нет ответа.

Мария легла на спину и стала смотреть в потолок, как уже много раз бывало раньше. Сетон-Хаус всегда был для нее укромной гаванью, местом, где она могла вести себя как юная женщина, которой она была на самом деле. Здесь ни один шпион не пытался извратить ее поступки и превратить их в нечто зловещее и угрожающее. Здесь она играла в гольф, стреляла из лука, гуляла у морской стены, пела и беседовала с Мэри Сетон и ее братом, находила покой и утешение после убийства Дарнли. Сетоны позволяли ей часами сидеть на стуле и смотреть на море и не вмешивались в ее мысли, но давали понять, что если она решит поделиться ими, то найдет верных слушателей.

«У меня были добрые друзья в Шотландии, – подумала она. – Но они похожи на чередование узоров в самой ткани жизни: друг, предатель, друг, предатель… Это не та ткань, в которую хочется завернуться для уюта. Кинжалы предателей всегда будут колоть кожу».

Босуэлл издал странный вскрик и резко повернулся. Он что-то бормотал во сне. Марию охватило необыкновенное чувство, превыше благодарности и даже самой любви. Он был ее жизнью – бесценным даром, с которым можно было сравнивать все остальное.

Он завозился в постели и выбросил руку на одеяло.

– Ш-ш-ш! – прошептала она и обняла его. – Тебе приснился дурной сон.

Она поцеловала его вспотевший лоб. Он застонал и почти проснулся.

– Прогони ночных призраков, – сказала она. – Ты не тот человек, который боится духов.

– Nei, vi kom i fjor, – ясным голосом ответил он.

– Как? – она встряхнула его за плечи. – Что это за язык?

– Jeg venter penger fra… – пробормотал он и открыл глаза. – Мне приснилась Норвегия… а может быть, Дания. Я был пиратом, но мое судно попало в штиль посреди гавани, откуда я не мог вырваться, не мог уплыть на свободу.

– Откуда ты знаешь, что это была Норвегия или Дания?

– Судя по виду домов на крутом горном склоне. И по запаху… море у тех берегов имеет особый запах, – он передернул плечами.

– Хорошо, что ты так далеко смог уплыть во сне. А что касается моря, его запах доносится из открытого окна.

– Да, – его голос снова стал невнятным, и он погрузился в сон.

Позже, в полной темноте, проводившей истинную черту между днем и ночью, Босуэлл пошевелился и обнял ее. Ветер стих, и даже море, казалось, задержало дыхание между всплесками прибоя. Мария проснулась и почувствовала его объятие, его потребность в ней перед решающим часом. Еще никогда его прикосновение не было таким требовательным и настойчивым. Она с радостью открылась ему навстречу во тьме, доверяя ему свое тело и душу.

Наступил рассвет – он прокрался в комнату, постепенно высвечивая темные углы. Босуэлл застонал и сел в постели.

– Уже поздно, – он свесил ноги с кровати и сонно помотал головой. – Только бы не слишком поздно!

Мария подняла голову и прищурилась, чтобы рассмотреть маленькие часы, стоявшие на столе.

– Нет, – наконец сказала она. – Всего лишь четыре утра.

– Поздно, поздно, – бормотал Босуэлл. Он стал одеваться и продолжал трясти головой, словно пытаясь избавиться от дурного предчувствия.

К пяти утра они выступили на Эдинбург – три с половиной тысячи человек с немногочисленным отрядом конницы и полевой артиллерией, тяжело катившейся в обозе. Вместе с Марией ехала Мэри Сетон, которая решила во что бы то ни стало сопровождать ее. Босуэлл находился во главе войска, которое казалось уставшим даже после ночного отдыха. Люди немного подкрепились, но не имели возможности найти еду по пути.