– Кто-нибудь из местных дворян совершает моцион? – предположила, все еще считая, что происходящее нас особо не касается.

Дорога не куплена, мы движемся в одну сторону, они в другую, уж как-нибудь разъедемся. А на худой конец, у нас есть магева – одна штука – и в качестве секретного оружия два хорошо накормленных сильфа, способных творить магию и выводить противника из состояния душевного равновесия мелкой вредительской деятельностью.

Никто в компании точного ответа на мой почти риторический вопрос не знал, сильфы снова умчались, на сей раз вдвоем, и, вернувшись, выложили:

– Мужчина едет с целью. Он кого-то ищет, а четверо – его охрана.

– Ну и пусть ищет, – согласилась, не оспаривая чужого права на поиск, справедливо рассудив, что если пятеро кого-то и ищут, то не нас. Лакс в здешних краях давно не появлялся, Кейр вел жизнь законопослушную, а Гиза никто не стал бы искать, если бы не пожелал покончить жизнь самоубийством. Четыре охранника – ничтожно малая гарантия безопасности при встрече с киллером Тэдра Номус. Нет, я вовсе не одобряла прежней профессии Гиза, но не могла не признавать его высоких профессиональных навыков, ныне поставленных на службу мне.

Гадания на кофейной гуще довольно скоро закончились, предсказанную разведкомандой сильфов группу всадников мы увидели лично, в том числе и возглавлявшего ее типа с цепью. Ну что сказать, черная грива волос, стелющаяся по плечам, широкий разворот плеч, соболиные брови, хищный нос с тонкими ноздрями, упрямый подбородок, полногубый рот – такими рисуют благородных героев женских романов. Красавец-самец в зрелом возрасте. Если бы я вечно не западала на мужчин с неправильными чертами лица, непременно влюбилась бы, а так просто смотрела с равнодушным любопытством на то, как, завидев нашу скромную компанию и признав во мне магеву, он вскинулся и погнал горячего жеребца на сближение. Охрана, повинуясь единственному жесту господина, осталась на месте.

– Магева… – Придержав поводья, мужчина приложил руку к груди и слегка поклонился, вроде бы и формальное почтение выразил, но без души. – Я желал бы просить твоей помощи в розыске пропажи.

– И что же ты потерял? – поинтересовалась, изучая не столько мужчину, сколько коня – статного вороного красавца, весьма напоминавшего сложением лошадку Вейлисы. Некоторые подозрения зароились в голове.

– Я барон Мангонт. Три дня назад из замка исчезла моя падчерица Вейлиса. Не знаю точно, была ли девушка похищена, или ей задурили голову и убедили покинуть родной кров. – Голос мужчины дрогнул от вполне искреннего волнения. – Девушка очень наивна и доверчива, право, я чрезвычайно беспокоюсь о ее благополучии. Ее неопытностью могут воспользоваться с недобрыми намерениями: ограбить, надругаться, даже убить! – Мангонт нарочито нагнетал атмосферу, по-видимому, надеялся пробудить во мне безмерное сочувствие и подвигнуть к оказанию немедленной помощи в розыске беглянки. Не знай я саму «несчастную» Вейлису и первопричину происходящих несчастий, вполне вероятно, могла бы попасться на удочку ложного сочувствия к озабоченному опекуну.

– Значит, все дело в беспокойстве о пропавшей, – задумчиво протянула, якобы склоняясь к оказанию помощи, а на деле проверяя, до какой степени способен завраться собеседник.

– Мой долг попечителя, обещание, данное у смертного одра супруги, и собственная душевная привязанность к той, которую я полюбил как дочь, толкнули меня на поиски, – патетически поддакнул барон, засверкав темными бриллиантами глаз так, будто вот-вот готов был обронить скупую мужскую слезу. Известно, ничего так не пробивает женщину на жалость, как сильный красавец, позволивший себе открытое проявление пылких чувств.

Наверное, мужчина привык полагаться на личное обаяние и сейчас использовал старые трюки совершено рефлекторно, с привычным самодовольством полагаясь на их эффективность. Вот только я сразу поняла, в какой части своей речи Мангонт врет, а в какой не кривит душой. Почему? Точно не знаю: то ли в силу внезапно резко развившейся интуиции, то ли из-за обилия сильфовой пыльцы, вытряхнуть которую из одежды так и не удалось, да к тому же мои «живые эполеты» продолжали усиленно засыпать «насест» новой порцией искрящегося чуда. Клятва и долг заботы барона существовали на самом деле, а вот насчет отеческой любви к приемной дочери мужчина явственно чего-то недоговаривал. Недоговаривал в такой же степени, как Герасим, отправившийся топить Муму.

– Что ж, барон, я могу успокоить вашу чувствительную совесть, – серьезно ответила я, решив закончить игру. – С Вейлисой все в порядке, она жива, здорова, не попала в дурную компанию и вполне счастлива. Возвращайтесь домой, теперь забота о благополучии девушки легла на иные плечи. Вполне достойный мужчина предложил ей руку и сердце, она ответила согласием.

– Что-о-о? – взревел Мангонт, разом выйдя из образа терпеливого опекуна, незаслуженно страдающего от легкомысленных выходок воспитанницы. Конь под бароном заплясал, может, решил, что сходит горная лавина и пора делать ноги? Пальцы мужчины сжали хлыст с такой силой, будто он желал перемолоть полированную древесину в труху. Охрана предусмотрительно отогнала своих лошадей еще на несколько метров назад по дороге, освободив пространство для изъявления чувств хозяина.

– С Вейлисой все в порядке, она жива, здорова, не попала в дурную компанию и вполне счастлива. Возвращайтесь домой, теперь забота о благополучии девушки легла на иные плечи. Вполне достойный мужчина предложил ей руку и сердце, она ответила согласием, – с вежливым ехидством повторил Лакс слово в слово мою речь якобы для того, чтобы непонятливый или страдающий в расцвете лет тугоухостью собеседник наконец уяснил, о чем идет речь. Я давно успела заметить за моим рыжим приятелем такую не слишком положительную черту: любил он поязвить насчет знатных красавцев. Впрочем, благодарная публика с восторгом приняла его выходку. Фаль и Иесса буквально закатились хохотом.

– Девушке надлежит вернуться домой, магева, – властным рывком поводьев успокоив коня, раздувая ноздри, процедил Мангонт, частично справившись с переполнявшим его «праведным» негодованием. – Не знаю уж, о каком женихе, – это слово он буквально выплюнул, – идет речь, но только я обладаю правом отдать ее достойному соискателю. Вы должны мне сказать, где Вейлиса, дабы я поспешил уладить недоразумение, пока не произошло непоправимого!

– Магева никому ничего не должна. – Ледяная ярость в пустом голосе Гиза обрушилась на дворянчика, как горный водопад. Одновременно с этим обыкновенно спокойный, как сытый слон, Кейр буквально взревел, повторяя мангонтовское «что-о-о» с куда большей экспрессией:

– Что-о-о? Ах ты, сволота баронская!

Таким разгневанным я его вообще никогда не видела. Даже морианцев в ночь нашего знакомства он убивал как-то спокойно, по-деловому. Телохранитель метнулся к барону, схватил его за грудки, тряханул как грушу, потом коротко, не размахиваясь, засадил кулаком в челюсть. Удар оказался такой силы, что красавчик птицей слетел с коня в ближайшую лужу, где и воды-то уже было немного, зато предостаточно липкой и жидкой грязи. Кейр спрыгнул следом, стремясь к продолжению импровизированного воспитательного мероприятия. Наверное, барон отлично владел мечом, но вот в кулачных драках без правил явно был слабоват. За какие-то несколько секунд палач успел макнуть его фейсом в грязь трижды и заработать в ответ лишь слабую оплеуху, которую принял, даже не крякнув. Иесса и Фаль весело улюлюкали, поощряя драку.