Государственный контроль распространился и на производственные сферы. Важнейшие отрасли промышленности находились под строгой защитой: правительственными указами запрещался экспорт определенных видов сырья, искусным ремесленникам возбранялось покидать пределы города, а разглашение секретов в ключевых областях производства каралось смертью. В то же время иностранных мастеров, таких как немецкие зеркальщики и шелкоделы из Лукки[198], поощряли селиться в Венеции и даже освобождали от налогов на первые два года проживания. Стандарты качества и условия труда[199] находились в основном под контролем гильдий, но их скрупулезно проработанные уставы вступали в силу лишь после утверждения государственными чиновниками. Впрочем, эти организации во многих отношениях сохраняли независимость и со временем приносили все больше пользы как состоявшим в них мастерам, так и государству. В отличие от гильдий, действовавших в других городах Италии (таких, например, как флорентийские цеха), они не стали, да и не стремились стать влиятельной политической силой. Это было связано с особенностями социального уклада республики. Большинство членов гильдий были лишены избирательного права со времен Серраты Большого совета, а патриции, которые его сохранили и против которых гильдейцев можно было бы легко настроить в других городах, не принадлежали к феодальной аристократии и, более того, обычно сами состояли в гильдиях. Одновременно гильдии помогали многим честным, радеющим об общественном благе и зачастую состоятельным ремесленникам приносить пользу ближним и тем самым сохранять гордость и самоуважение. Кроме того, гильдии составляли основу на удивление эффективной системы социального обеспечения: они заботились о больных и пожилых членах и брали на себя обязательство содержать их вдов и сирот. С ростом благосостояния сфера их опеки постепенно распространялась и на граждан, не принадлежавших к гильдиям, а многие из сорока с лишним зданий венецианских скуол, сохранившихся до наших дней, наглядно свидетельствуют о богатстве и значимости организаций, для которых они когда-то были построены[200].

Однако гильдии были не единственными, кто занимался благотворительностью. К концу XIV в. насчитывалось около дюжины частных благотворительных фондов, в которые поступали средства от богатых горожан. Некоторые, без сомнения, руководствовались только соображениями престижа, но многие действовали из искренних филантропических побуждений. Известно, например, что дож Цорци содержал приют для бедных детей; существовали схожие заведения для бедных женщин, найденышей, проституток, вставших на путь исправления, и других категорий нуждающихся, а также бесплатные больницы, по меньшей мере одну из которых финансировал ее же главный врач.

Впрочем, государство издавна принимало на себя ответственность за здоровье горожан, и именно в Венеции была основана первая в Европе государственная служба здравоохранения. Уже в 1335 г. на полном содержании республики состояли двенадцать хирургов, которых, как и всех прочих сертифицированных врачей, закон обязывал ежегодно проходить курс анатомии, включавший в себя препарирование трупов. Начиная с 1368 г., когда была основана государственная медицинская школа, все врачи также должны были посещать ежемесячные собрания, чтобы обменяться наблюдениями о новых случаях заболеваний и методах лечения. К тому времени любой особо отличившийся врач, в каком бы городе Италии он ни проживал, уже мог рассчитывать, что рано или поздно получит приглашение в Венецию, подкрепленное таким финансовым поощрением, от которого будет трудно отказаться. В области права Венеция, напротив, уже превратилась в экспортера талантов: венецианские юристы занимали высокие посты по всему полуострову, а в качестве администраторов (особенно ректоров и подеста) граждане республики пользовались таким спросом, что в 1306 г. пришлось издать закон, запрещающий принимать приглашения на эти и подобные должности без специального разрешения сената.

Итак, неудивительно, что к рубежу XIV−XV вв. Венеция внушала более явное уважение и зависть, чем любой другой город Европы. Она славилась не только богатством, красотой и успешным управлением, но и системой правосудия, обеспечивавшей защиту всем без исключения – богатым и бедным, аристократам и мастеровым, гражданам республики и иностранцам, потому что (по крайней мере в теории, а в значительной степени и на практике) все живущие под знаменем святого Марка перед законом были равны. Неудивительно и то, что в город толпами стекались приезжие – купцы, паломники ко Гробу Господню и все чаще и чаще простые путешественники, движимые не столько торговыми интересами или благочестием, сколько любопытством и жаждой приключений. Гостей было столько, что, по словам одного современника, грубый венецианский говор терялся в мешанине чужеземных языков, ежедневно звучавшей на Пьяцце. Это был единственный морской порт Средиземноморья, где приезжий мог не опасаться мошенников: республика содержала специально обученных чиновников, единственная обязанность которых заключалась в том, чтобы заботиться об иностранцах, находить им жилье и следить, чтобы они получали всю необходимую помощь, чтобы в тавернах им не подсовывали разбавленное вино, а в лавках не завышали цены. Вдобавок гости Венеции знали, что достаточно просто пройтись по Риве, чтобы подыскать корабль, который доставит их в следующий пункт назначения. А в том маловероятном случае, если подходящее судно найдется не сразу, – разве сама Венеция не стоила того, чтобы задержаться в ней подольше?

Наконец, совершенно неудивительно, что уроженцы Венеции считали себя привилегированной частью человечества и гордились родным городом и империей, которую он построил. Большинство из них не имело никакого влияния на правительство, но они понимали, что в этом отношении – как и в любом другом – жителям материковых городов приходится ничуть не лучше. Кроме того, венецианцам хватало благоразумия признать, что лучше жить под властью хорошо отлаженного государственного механизма, чем зависеть от прихотей амбициозных, а зачастую и жестоких самодержцев. Временами их, возможно, раздражали мелочные предписания и ограничения, посредством которых государство пыталось вмешиваться во многие области повседневной жизни, но, если такова была цена за жизнь в самом богатом, безопасном, благоустроенном и прекрасном городе цивилизованного мира, они были готовы ее платить. За последнее столетие им пришлось тяжело трудиться, отчаянно сражаться и претерпеть много невзгод. Но теперь наконец все враги были сокрушены или отброшены, и венецианцы, исполненные надежды и веры, вступали в новый век.

Часть III

Европейская держава

И ежели Венеция так надежно защищена от бедствий, вызываемых извне, то это, во-первых, благодаря ее расположению (каковое, впрочем, можно приписать счастливому случаю), не оставляющему врагам надежды на вторжение, а во-вторых, благодаря непревзойденной системе правосудия, не оставляющей у подданных желания ей противиться; последнее же нельзя объяснить иными причинами, кроме присущего им благоразумия, каковое видится тем более изрядным, чем ближе к нему приглядываешься. Ибо последствия счастливого случая (ежели таковой и впрямь существует), подобно его причинам, непостоянны; а между тем ни одна другая республика не ведала столь безмятежных и постоянных мира