Дэнни Маккей продолжал лидировать, как бы удивительно это ни было.

— Тридцать шесть процентов бюллетеней подсчитано, — сообщил диктор, — Дэнни Маккей лидирует с пятьюдесятью пятью процентами голосов. Он предполагаемый победитель на этих первичных президентских выборах.

Беверли и ее подруги сидели молча в этот долгий дождливый день и слушали то, что говорили эксперты:

— …определенно будет направлено на Республиканскую конвенцию в июне. Дэнни Маккей явно лидирует среди кандидатов, что является феноменальным: этот человек никогда даже не занимал политической должности…

— Люди явно демонстрируют свой выбор. Дэнни Маккей, знаменитый телевизионный евангелист, наиболее известный своей речью у стен больницы Паркленд в Далласе в далеком тысяча девятьсот шестьдесят третьем году и личным участием в освобождении миссионера Фреда Бэнкса из ближневосточной тюрьмы в далеком…

Прислуга убрала завтрак и накрыла ранний обед, состоящий из холодных закусок, салата и свежих фруктов. Мэгги сделала себе бутерброд с ветчиной и сыром, положила салат на край тарелки, в это время Кармен грызла сыр «Гауда» и крекеры, сырую брокколи и цветную капусту. Беверли не ела ничего.

День склонился к вечеру. Молчаливые служанки обошли дом и включили свет. Кармен натянула свитер поверх шелковой блузы, а Мэгги накинула вязаный шерстяной платок. Беверли, казалось, не чувствовала холода. Похоже, она не осознавала ничего, кроме того, что происходило на экране телевизора.

Он побеждал. Он побеждал…

И любой, кто не знал Беверли хорошо, мог подумать, что она должна праздновать этот момент — в конце концов, она пожертвовала деньги на его кампанию. Но только узкий круг друзей знал реальную причину, почему Беверли поддерживала Дэнни Маккея.

В прошлом году, когда он объявил, что собирается баллотироваться на пост президента, Беверли поняла, что время для ее мести настало. Она читала «Принца», знала, какие ужасные философии руководят Дэнни. «Человек, который стремится к совершенству во всем, что он делает, достигнет разрушения, — писал Макиавелли. — Поэтому принц, который выживет, должен научиться быть иным, нежели хорошим».

Когда Беверли прочитала: «Принц должен всегда быть готов отправиться по пути зла», — она узнала, что подпитывало странный свет, который видела в глазах Дэнни много лет назад, когда случайно натолкнулась на его школьные книги и Дэнни говорил о своем стремлении стать однажды великим человеком. Все эти годы она наблюдала за его подъемом к власти, осторожно следя за ним. Она знала, что когда-нибудь он должен быть остановлен и что она будет той, кто сделает это. Ради этого Беверли жила все эти годы. И теперь у нее наконец появился план его уничтожения. Когда она три месяца назад раскрыла Кармен и Мэгги свое намерение создать партию по сбору денег для кампании Дэнни, они были в замешательстве. Но, как только они услышали план Беверли — для того чтобы у нее была власть для победы над Дэнни Маккеем, необходимо было, чтобы она сначала поддержала его, — они поняли мудрость ее затеи.

Все три женщины пристально смотрели на экран телевизора и на красивое лицо, которое они так хорошо знали. Дэнни победно улыбался в камеры, и было что-то пугающее в огне, который горел в его глазах.

«Все вооруженные пророки преуспели», — учил Макиавелли. И Беверли знала, что это было убеждение, которым жил Дэнни. Публично он говорил о мире с русскими; в глубине души она знала, что он верит в первый удар.

Наблюдая, как репортеры боролись, чтобы подобраться поближе к нему, и видя толпу фанатичных сторонников позади него, Беверли знала, что нужно делать.

Дэнни Маккея необходимо было остановить.

Из Парижа в Марсель. Через Средиземное море к Уахран. Затем поездом или на машине или пешком через оконечность Африки к Касабланке во французском Марокко. Здесь удачливые люди посредством денег, или связей, или везения, могли получить выездные визы и отправиться в Лиссабон, а оттуда в Новый Свет. Но другие ждут в Касабланке… ждут… ждут…

Она остановилась перед закрытой дверью и быстро осмотрела себя. На улице шел дождь, и она боялась, что ее тщательно уложенные волосы могли растрепаться. Но все было в порядке: и маленькая шляпка, и вуаль на лице даже не стали влажными. Поправив роскошный жакет и пригладив юбку, она потянулась к дверной ручке.

Она была возбуждена. Ей потребовалась неделя, чтобы добраться сюда; ее сердце билось так сильно, что ей казалось, она вот-вот упадет в обморок.

Дверь распахнулась, и она оказалась в маленьком кафе. Ни за столами, ни за барной стойкой не было никаких других клиентов, но жизнь здесь теплилась тем не менее в медленно вращающемся потолочном вентиляторе, в гигантских пальмах в цветочных горшках и висящих папоротниках, в автоматическом пианино, исполняющем у дальней стены знакомую мелодию. Она медленно закрыла за собой дверь и с тревогой осмотрелась. Закуски разложены: на тарелке пряные сосиски, клинышек сыра бри, печень по-страсбургски и тост, копченые устрицы. Коктейли из шампанского были уже разлиты; она знала, что это будет совершенная смесь сахара, горечи, коньяка и охлажденного шампанского с цедрой лимона.

Обстановка была изысканной.

Дверь в дальней стене открылась, и он вошел. Он не увидел ее сначала; выражение его лица было глубоко озабоченное. От его вида ее сердце подпрыгнуло. И внезапно во рту у нее пересохло. Он был очень красив в своем белом тропическом костюме.

Затем он посмотрел на нее и застыл на месте.

Она попыталась заговорить.

— Я… Ах…

Он ждал, мрачно глядя на нее.

— Рик, я должна поговорить с тобой, — сказала она наконец затаив дыхание.

Он, казалось, думал об этом. Он шагнул к бару и взял один из бокалов шампанского.

— Я оставил свой первый бокал, чтобы выпить с тобой, — сказал он. — Почему тебе пришлось приехать в Касабланку? Есть и другие места.

Она крутила ремешок своей сумки, едва дыша — так была взволнована.

— Я бы не приехала, если бы знала, что ты здесь.

— Забавно, твой голос совсем не изменился. Я могу все еще слышать его. — Его тон стал саркастическим. — «Ричард, я отправлюсь с тобой на край света. Мы вместе сядем в поезд и никогда не остановимся…»

— Не надо, Рик! Я понимаю, что ты чувствуешь.

Его темные глаза вспыхнули. Он поставил бокал и направился к ней.

— Ты понимаешь, что я чувствую. Как давно у нас этого не было, дорогая?

— Я не считала дни.

— Зато я считал. Каждый из них. Больше всего я помню последний…

— Ричард, — заплакала она. — Я не хотела приезжать. Я думала, что никогда не увижу тебя снова. Что ты ушел из моей жизни. — Слезы потекли по щекам.

Теперь он стоял близко; она могла ощущать его страсть, видеть, какие он делал усилия, чтобы контролировать себя. Мелодия, исполняемая на фортепиано, казалось, стала громче. Вентилятор под потолком медленно повернулся; дым от его сигареты, заполнял пространство. В его глазах была тьма, злость и вызов. Это было так хорошо, так совершенно.