— Мадам?

Она подняла глаза. Он стоял близко, возвышаясь над ней, черные глаза пристально глядели на нее. «Позволь мне забыть хоть ненадолго все комитеты и пациентов, и истории болезней. Позволь мне облегчить мое бремя; позволь мне расслабиться и насладиться тобой, потому что я хочу…»

— Я… — начала она.

И внезапно он взял ее за плечи, поднял на ноги и накрыл ее рот своим.

— Я хочу заняться любовью с вами, — хрипло прошептал он. — Сейчас.

Комната, казалось, поплыла вокруг нее. Он никогда не делал этого прежде — всегда ждал до тех пор, пока она не делала ему знак, что она готова. Это вызвало у нее головокружение.

— Да, — пробормотала она, — сейчас.

Он поспешно снял свой жакет и жилет. Муслиновая рубашка с широкими рукавами и гофрированным кружевом была заправлена в узкие черные бриджи. С белым напудренным париком на голове и в черной маске, скрывающей половину его лица, он повернулся к Линде подобно человеку, собирающемуся драться на дуэли. Она вообразила, как он наносит удар в позе «эн гарде!»[1] и отражает удары с отвагой и ловкостью Казановы.

Он целовал ее, расстегивая запутанные кружева платья, целовал, в то время как его руки работали быстро и настойчиво. Линда оказалась прижата к его твердой, как камень, плоти. «Скорее, — думала она, изнемогая. — Скорее, скорее…»

Ее кринолин из китового уса упал на пол, и он помог Линде перешагнуть через него. Затем он развязывал многочисленные шнурки корсета, медленно, один за другим, тянул время, усиливая ее возбуждение. Они целовались во взаимном отчаянии. Корсет упал на ковер; он сдвинул бретельки льняной сорочки с ее плеч, ниже, обнажая ее груди, пока его руки не обхватили ее узкую талию, а потом он притянул ее к себе.

Но, когда он дошел до шнурка ее последней юбки, она остановила его.

Взяв его за руку, она повела его к кровати. Там она погасила свечи, и комната погрузилась в полумрак. Она легла на кровать и притянула его к себе. Они слились в долгом поцелуе, упиваясь телами друг друга. Он сжимал ее груди и ласкал языком ее соски. Но когда его рука потянулась к юбке, Линда схватила его руку и убрала назад.

— Теперь, — шептала она. — Сделай это теперь.

— Нет, — бормотал он. — Ты не готова.

— Я готова.

— Позволь мне коснуться тебя…

— Нет.

Он вошел в нее быстро и позволил ей задать темп.

Он мягко раскачивал ее в течение долгого времени, целуя, его руки были у нее на грудях, он смотрел ей в глаза. Она пыталась отдаться ему, пыталась позволить волшебству фантазии околдовать ее настолько, чтобы она смогла поверить хотя бы на несколько мгновений, что она была кем-то еще и была свободна чувствовать. Но чем больше она пыталась, тем меньше ей это удавалось. Все, о чем она могла думать, были эпизоды из прошлого, когда она занималась любовью с другими мужчинами, мужчинами, которые видели ее недостатки. Они никогда не возвращались.

Она прогоняла те мысли из головы и пыталась сконцентрироваться. Ее загадочный компаньон был опытный любовник; он старался доставить ей удовольствие. Но Линда не могла избавиться от своих комплексов. Чем больше он старался, тем больше она напрягалась. И тем менее приятным становился опыт. Под конец она просто лежала, пытаясь анализировать, что каждый раз было не так, как надо, расчленяй акт вместо того чтобы наслаждаться им, понимая, в конце концов, что фантазия снова не сработала.

А затем все было кончено.

«Это все неправильно, — думала она. Фантазии и маски не помогут моей проблеме. Я должна бороться со своими демонами в реальном мире, с помощью реального мужчины».

Она подумала о Барри Грине.

Наконец этот день наступил. Нью-Хэмпшир Праймери.

Сегодня был день, который определял сцену и главных действующих лиц для грядущих президентских выборов. И Дэнни Маккей был в избирательном бюллетене.

Шел дождь. Беверли выглянула в окно на холодную серую бурю, которая разразилась в Южной Калифорнии. Она чувствовала холод сквозь закрытые французские окна гостиной, вдыхала запах влажной земли, слушала поток, струящийся вокруг нее. Она чувствовала себя отрезанной от мира и одинокой, как будто она была находилась на необитаемом острове, затерянном в океане. Она не сводила глаз с дороги, выглядывая свой «роллс-ройс», который послала, чтобы привезти Мэгги и Кармен. Скоро будут объявлены предварительные результаты первичных выборов; Беверли хотела, чтобы обе ее подруги были с нею.

Она задрожала и обхватила себя руками. Ее пульс участился. Победит ли Дэнни?

Наконец она увидела, что «роллс-ройс» вынырнул из пелены дождя, подобно призраку. Беверли наблюдала, как вышел шофер и открыл заднюю дверцу. Дворецкий спустился по ступенькам с зонтиком и проводил двух женщин в дом. Отвернувшись от окна, Беверли прошла по огромной гостиной.

Ее подруги вошли, дрожа от холода. Кармен пошла прямо к камину, который был выше нее, и стала греться перед ревущим огнем. Мэгги направилась к буфету, где была приготовлена еда и стоял серебряный кофейник со свежим, дымящимся кофе.

— Уже есть какие-нибудь новости? — спросила она, когда вернулась с лимонным печеньем и села на антикварный розово-голубой диван.

Беверли сказала:

— Еще нет, — и поглядела на часы над камином. Она включила телевизор фирмы «Sony», который стоял на буфете из красного дерева и присоединилась к Мэгги на диване.

Все трое уставились на экран телевизора.

Их лица были напряжены. Руки Мэгги, сжимавшие кофейную чашку, побелели в суставах. Кармен, одетая в шерстяные слаксы и шелковую блузу, стояла перед огнем едва дыша. А Беверли чувствовала, что ее сердце бьется все быстрее и быстрее…

Наконец в эфир вышли новости.

— Итак, из подсчитанных пятнадцати процентов избирательных бюллетеней, — сказал диктор, — неожиданно с огромным отрывом лидирует Дэнни Маккей, набравший сорок два процента голосов.

Дождь усиливался, барабаня по окнам. Ветви пальм ударялись о дом. Искры вспыхивали в камине и летели в дымоход. Какой-то низкий стонущий звук, казалось, заполнял дом.

— Может показаться, что основатель «Пасторства Благой вести», — говорил комментатор, — побеждает исключительно благодаря силе своей личности. Как известно, Дэнни Маккей никогда не занимал политической должности. Фактически он еще не официально объявленный кандидат в президенты. Но опросы показывают, что его очень поддерживают широкие массы…

Где-то в отдалении прогрохотал гром. Мэгги мысленно считала секунды. Эпицентр бури находится на расстоянии двенадцати миль и приближается.

Часы над мраморным камином тихо отсчитывали минуты. Мэгги наполняла свою чашку несколько раз; Кармен приняла у прислуги горячий шоколад и села в кресло; Беверли же даже не пошевелилась. Ее глаза были прикованы к телевизору.