с ног до головы вымылись горячей водой с мылом, казенное мыло выдали каждому по куску.

До конца смены оставалось минут пятьдесят, но Король скомандовал:

— Можно шабашить. — И, переодевшись в чистую одежду, качающейся походкой пошел за настежь, распахнутые ворота; под мышкой он нес «шабашку» — метровый кусок доски.

Во время странствий по канавам Ваня узнал, что Король живет за городом, в дачном поселке Покотиловка, в собственной хате, и домой ему надо добираться пригородным поездом.

Усталый, но до краев счастливый, Ваня вернулся домой. Отец уже ушел в институт, Шурочка — в школу. На столе, накрытая полотенцем, стояла тарелка с теплым вареным картофелем.

После завтрака Ваня занавесил окно и лег спать. Во сне он видел Гордеева, боровшегося с Шемякиным на манеже цирка, растерзанную Чернавку на трамвайных рельсах и в то же время слышал все звуки, доносившиеся со двора.

XX

Первого августа 1923 года в Нижнем Новгороде, на Волге, открылась ярмарка Союза Советских Социалистических Республик. Газеты сообщали, что в ярмарке принимают участие государственные и кооперативные предприятия, а также частные купцы, понаехавшие туда со всех концов страны. Советская власть перед всем народом держала торговый экзамен, показывала свое умение торговать.

Владелец обувного магазина Тимофей Трофимович Коробкин внимательно прочитал в «Правде» все, что писалось там о ярмарке. После этого он отправился на Качановку и уговорил лавочника Светличного ехать с ним в Нижний. После отсидки в ЧК Коробкин никуда не отваживался выезжать в одиночку. Даже по улицам Чарусы предпочитал ходить с провожатым.

Обмылок поначалу сказал, что нельзя без присмотра кинуть лавку и дом. Он и в самом деле боялся хоть на время оставить свою крепость. Но после настояний Ванды, желавшей людей посмотреть и себя показать, Обмылок скрепя сердце согласился.

— То не купец, у кого деньги дома, — сказала Ванда. Она настояла, чтобы Обмылок вынул из несгораемого шкафа все наличные деньги и взял с собой.

Поехали скорым поездом, в купе первого класса: Коробкин с сыном Николаем и Светличный со своей Вандой. Светличный не без страха оставил свое хозяйство на попечение Кузинчи — у этого парня мозги набекрень, и, как убедился названый отец, он не хочет, да и не способен быть лавочником. Правда, двор надежно сторожит Жучок, этот никого чужого не пустит, но собаку могут отравить, могут кинуть ей кусок хлеба с иголкой.

В пути Светличный внимательно присматривался к отпрыску Коробкина, пытался разговаривать с ним, но ничего интересного в парне не обнаружил.

Николай валялся на верхнем диване с книгой в руках, дамской шпилькой разрезал страницы. Случилось так, что книга упала. Светличный поднял ее, посмотрел обложку — «Граф Монте-Кристо».

Однажды Николай ни с того ни с сего брякнул:

— Для себя я центр вселенной, и с моей смертью погибнет весь мир.

Отец прикрикнул на него:

— Перестань молоть свои глупости! Надоел мне твой акафист!

Отец был куда значительней сына. Протирая кусочком замши пенсне, рассказывал, как учитель:

— В Нижнем родились Николай Добролюбов, изобретатель-самоучка Иван Кулибин, родились Горький, брат Ленина Александр и сестра Анна. Отец Ленина Илья Николаевич Ульянов преподавал в шестидесятых годах в Нижегородской мужской гимназии. Козьма Минин в 1611 году обратился к согражданам с призывом — не жалеть ни жизни, ни имущества, «жены и дети закладывали» для спасения Отечества.

Ванда внимательно слушала. Такие разговоры нравились ей.

У Тимофея Трофимовича Коробкина в Нижнем жил со своим многочисленным семейством родной брат, один из бывших акционеров общества «Салонил», владевших до революции небольшим салониловым заводом в пригороде Канавино. За синей Окой, невдалеке от песчаных дюн, топких болот и недорубленного хвойного леса, и расположилась ярмарка.

Узнав о том, что Тимофей Трофимович во все время пребывания на ярмарке будет жить у брата, Светличный надул губы, но ничего не сказал. Только подумал, что Коробкин затем и приехал в Нижний, чтобы повидаться с братцем, а его прихватил с собою в попутчики, не желая скучать в дороге. Но вскоре он убедился в своей ошибке. Уже в первый день приезда Коробкин по дешевке закупил несколько тюков ароматной дубленой кожи, привезенной купцами из Монголии, и, при помощи брата, отправил ее по железной дороге на Украину, по адресам знакомых ему сапожников.

Выяснилось, что и Ванда раньше бывала в Нижнем, жила в Канавине.

— Я сюда в царское время на гастроли приезжала кажное лето, — похвалилась она некстати.

— А ты разве артистка?

— А ты разве не знал? — вопросом на вопрос ответила Ванда и опустила долу коричневые глаза, чтобы скрыть вспыхнувшее в них озорное лукавство.

Признание жены обидело лавочника, он-то знал, что раньше на нижегородские ярмарки собирались проститутки со всей России, приезжали кокотки из Парижа. Что удивительного, если на гастролях бывала здесь и Ванда?

Поселились Светличные невдалеке от мельницы Башкирова, в отдельном номере деревянной, наспех сколоченной гостиницы, пахнущей свежей сосной. Таких гостиниц понастроили к ярмарке несколько десятков, и все они были набиты приезжим народом.

А народу собралось на ярмарке тьма-тьмущая. В красивых магазинах с утра до вечера невообразимая толчея, шум, гам, вавилонское столпотворение. Кого только не встретили Светличный и Ванда, прохаживаясь под ручку по широким тенистым аллеям ярмарки, по которым текли цветные человеческие реки. Хохлы в шапках решетиловской смушки, казанские татары в расшитых тюбетейках, кавказцы в черкесках с серебряными газырями и кинжалами, угрожающе болтающимися на животах, узбеки в теплых полосатых халатах, подпоясанные шелковыми платками, русские в пиджаках и цветных косоворотках. И ни одной шинели, ни одной выгоревшей гимнастерки со следами снаряжения, словно и не было четырех лет гражданской войны.

Были здесь и балаганы, и цирк — высокий брезентовый шатер, в котором вечерами выступали борцы и знаменитые клоуны Бим и Бом, о которых в Чарусе ходили слухи, будто их давным-давно расстреляла Чека.

Были и «американские горы», по их отвесным спускам скатывались железные вагонетки, набитые любителями острых ощущений; были и лодки-качели, карусель, тир и, конечно, «кривые зеркала», у которых, как ребенок, заливалась смехом счастливая Ванда.

Однажды поздно вечером, когда Ванда улеглась спать, Светличный от нечего делать забрел в казино и сразу увидел у рулетки бледного, без кровинки в лице, Николая Коробкина. Он держал правую руку в кармане брюк, и было похоже, что еще минута — и он в отчаянии пустит себе в висок пулю.

— Что с тобою, Коля? — спросил Обмылок.

— Дайте мне взаймы червонец. Я взял у отца без спроса триста золотых рублей и проиграл их все до копейки.

— Отец бил сына не за то, что играл, а за то, что отыгрывался. Пойдем